Лев Кокин - Пути в незнаемое

Наука молится на колдунов типа Галины Григорьевны и старается увековечить их имена. Имя Г. Г. Жидких рядом с именами Ф. В. Турчина, З. Н. Берсеневой и других значится над статьями с грифом «Академия наук СССР»; Галина Григорьевна — соавтор работ, ставших достоянием мировой науки.

Галина Григорьевна управляет мощными насосами и мощными магнитами непринужденно, будто дело имеет с какой-нибудь там веялкой. Почему веялкой? Потому что масс-спектрометр в своем роде тоже веялка. «Зерна» — атомы разделяются в космической пустоте его камеры по весу: те, что тяжелее, летят по одной, те, что легче, — по другой траектории. Веет их магнитное поле.

Разделенный таким образом азот дает о себе нужные сведения: если он обычный, соотношение между легкими и тяжелыми атомами будет одно, если меченый — другое. Смотрите на стрелки масс-спектрометра и узнаете. Этого знания может оказаться достаточно на большое или маленькое открытие. Все зависит от образца, что был взят на анализ.

Представьте, что взят образец из растения, выращенного в атмосфере, где натуральный азот подменен тяжелым.

Что тогда?

Тогда вторая половина двадцатого столетия рассудит наконец первую половину девятнадцатого в споре об источниках азотного питания растений.

Разве он еще не разрешен? Разве вековая практика не доказала правоту Буссенго и неправоту Либиха?

Вековая практика доказала. Осталось это сделать современной науке. Ведь ни у Буссенго, ни у Либиха, ни позднее — вплоть до того опыта, который взялся поставить Федор Васильевич Турчин, — не было возможности — ну ни малейшей — опознать в растении азот почвы и азот атмосферы. То есть не было окончательных, прямых свидетельств. А значит, безусловно решенный для практики вопрос оставался условно решенным для науки.

Опыт с искусственной атмосферой впервые позволяет отделить небесный азот от земного и сказать, какой из них усвоен растением. Таким путем можно раз и навсегда положить конец сомнениям многих выдающихся умов относительно происхождения всей азотной пищи урожая.

Вот к каким открытиям ведут следы из магазина «Изотоп». Вот почему, слыша гуденье масс-спектрометра, исследователь «замирает в священном трепете перед открывающейся тайной природы».

Десять лет назад масс-спектрометр прибыл на Долгопрудную. Турчин, не приемлющий никакой помпы (в Доме ученых должны были, согласно традиции, отмечать его шестидесятилетие, но он отказался наотрез), устроил масс-спектрометру торжественную встречу. Сотрудники лаборатории азота распили в присутствии вновь прибывшего две бутылки шампанского.

Турчину не терпелось через масс-спектрометр задать клубеньковым бактериям несколько вопросов. В порядке проверки старых истин.

Конечно, агрохимик и биохимик Федор Васильевич имел «права» на клубеньковые бактерии. Но существуют же и собственно микробиологи! Они еще пользовались традиционными, до тонкостей отлаженными приемами, когда Турчин уже допрашивал бактерии изотопами. Известие об этом было встречено микробиологами по-разному. Но с Турчиным трудно стало спорить на равных ввиду его явного материального перевеса в фактах.

— Это поразительно, — изумлялся академик Энгельгардт, когда Турчин, выступая перед Президиумом Академии наук, развернул колонны цифр изотопных измерений. — Когда он успел?..

Микробиологи не опровергали Турчина, но всегда высказывали сомнения по поводу его работ с бактериями. Один из участников Всесоюзного совещания по микробиологии, проходившего лет пять назад в Ленинграде, рассказывал комичный случай. Маститый микробиолог, не зная, что возразить по существу доложенного Турчиным, и не в силах оставить доклад без возражений, поставил под сомнение… изотопы. Никто в зале не подумал, что ученый не знает разницы между радиоактивными и стабильными изотопами, но тот факт, что он их перепутал, косвенно свидетельствовал об известной отдаленности микробиологов от рассматриваемой техники эксперимента.

Эксперимент, который поставили профессор Турчин и его сотрудницы — Зоя Николаевна Берсенева и Любовь Ивановна Оболенская, выглядит довольно просто.

Сосуд с живым растением опускают в опрокинутый стеклянный колокол и накрывают сверху точно таким же колоколом — растение полностью изолируется от внешнего мира. Сосуд закрыт герметически. В одном месте стеклянная стена продырявлена, отверстие заткнуто пробкой, сквозь которую продеты трубочки с краниками. В назначенный час один из краников открывают и часть воздуха из-под колпака откачивают. Тотчас же по другому кранику впускают равное количество воздуха. Если говорить точнее, не совсем это воздух, а имитация, но довольно точная. Главное же, что впрыснутая смесь газов содержит меченый азот.

Вот и все. Впрочем, за этим абзацем скрывается своя технико-экспериментальная Одиссея.

Главу первую можно назвать «Стеклянный сосуд». Готовым взять его было негде — слишком уж большой. Высота — почти метр. Обратились к стеклодувам. Они, естественно, сказали: ничего не выйдет. А не верите — пожалуйста, выдуем. И выдули большой, сверкающий кокон. В решающий момент испытаний раздался вкрадчивый треск — камера лопнула. Стеклодувы посмотрели на лица экспериментаторов и выдули еще одну. Потом и третью. Все напрасно: тонкое стекло не держало вакуума и лопалось.

…Агрохимическая опытная станция — не институт физических проблем, где только закажи — сделают. У агрохимиков, почвоведов все несколько поскромней. И пожалуй, их не заденет высокомерие физика, для которого, скажем, большая разъемная камера из стекла — не проблема («Лопается? Значит, надо не выдувать, а отливать вашу камеру. Тогда стенки можно делать такой толщины, что они выдержат ваш несерьезный вакуум»).

Нет, не заденет. Старине Робинзону нечего было стыдиться своего рабочего инструмента, домашней утвари и прочих вещей, хотя весь тогдашний обитаемый мир и думать позабыл, как их делают. Так мало ли что! Ему-то приходилось делать все самому и спервоначала. Хорош бы он был, презрев имеющиеся в его распоряжении возможности!

Группа Турчина может гордиться своим самодельным оборудованием. Посмотреть его приходили «робинзоны» с других научно-исследовательских (в том числе академических) «островов».

В конце концов можно было и отлить эту чертову камеру. Какой-нибудь завод в конце концов примет заказ и даже в конце концов его выполнит.

Но заказывать не стали, а собрали камеру из двух громадных колпаков, которыми в «старое доброе время» накрывали лабораторные аналитические весы, колпаки эти чудом сохранились на Долгопрудной. Оказались они в самый раз. Камера действует поныне, уже более десяти лет.