Иван Бабушкин - Воспоминания И. В. Бабушкина

Живя заводской жизнью, мы с Костей совершенно не знали жизйи фабричных рабочих. Лично я жил довольно хорошо, как в гигиеническом, так и в экономическом отношениях. Рассказы одного из товарищей — молодого парня, работавшего раньше на фабрике и имевшего привычки и вид фабричного, заинтересовали нас. Нам захотелось увидеть и поближе узнать эту неведомую для нас жизнь. Мы решили приобрести товарищей на фабриках, чтобы иметь возможность ходить туда и вести среди фабричных пропаганду. Постепенно мы уЗнавали про фабрику и жизнь на ней, про порядки, какие там существуют, и т. п.

Однажды, рассказывая про жизнь на фабрике, товарищ упомянул о новом доме, выстроенном фабрикантом для своих рабочих, говоря, что дом этот является чем-то особенным в фабричной жизни рабочих. Однако, трудно было понять, что это за дом. Не то он какой-то особенный по благоустройству, не то это просто огромнейшая казарма, в которой всюду пахнет фабрикой, в которой хорошее и дурное, приятное и скверное перемешано в кучу, не то это прямо дом какого-то ужаса.

И вот мы с Костей решили в воскресенье же пойти и подробно осмотреть этот дом, жителей и все прочее, но, помня, что посторонним трудно проникнуть в фабричное помещение, мы решили подделаться под фабричных. В субботу вечером я отправился на Александровский рынок, купил простую кумачевую рубаху с поясом, подходящую фуражку и в воскресенье, одевшись фабричным парнем, неловко' и крадучись, вышел из квартиры, направляясь к Косте. Оттуда также смущенно, опасаясь обратить внимание на свой костюм, мы направились по Шлиссельбургскому тракту к Максвельским фабрикам, куда и добрались через полчаса.

Вдавши,сь саженей на 40 от проспекта, виднелось внушительное каменное здание, еще совершенно но.вое по своему наружному виду. Должно быть, это и есть—решили мы с Костей—и по узенькому переулку, по проложенным рельсам направились к заманчивому обиталищу. Очутившись во дворе, мы увидели группы рабочих и работниц. Мужчины, большей частью молодые, стояли кучками и о чем-то, видимо, толковали, делая энергичные движения руками; девушки местами сидели, отделившись от остальных, местами болтали с парнями, часто вскрикивая и отбегая в сторону, но тотчас же возвращаясь к своему кружку. Вся эта толпа парней и девушек живо напоминала порядочное село какой-нибудь губернии. Девушки бросались в глаза яркостью своих костюмов, совершенно отличных от городских, особенно от столичных, а молодые парни были в сапогах бутылками,с гармонией и с брюками за голенищами; многие бросались в глаза слишком большой простотой своего костюма, разгуливая по двору в простых ситцевых полосатых подштанниках, в кумачевой или ситцевой серенькой рубахе, подпоясанной незавидным пояском, на ногах простые опорки на голу

ногу, и нисколько этим не смущались сами и не смущали никого из присутствующих. Простота таких костюмов произвела на меня неприятное впечатление, хотя была довольно знакомой картиной, напоминая смоленских плотников в Кронштадте. •

Мы решили прежде всего осмотреть внутренность самого здания и потом уже походить по двору и потолкаться среди самих фабричных. Широкая дверь в середине фасада здания вела во внутрь, да и народ входил и выходил каждую минуту через эту дверь, поэтому и мы направились в нее же. Громаднейшая широкая лестница показывала, что здание приспособлено для большого количества жителей, стены были вы-' мазаны простой краской, но носили следы чистоты и опрятности, здоровые чугунные или железные перила внушали доверие к солидности и прочности здания. Мы поднялись на одну лестницу и вошли в коридор, в котором нас, как обухом по голове, ударил в нос скверный удушливый воздух, распространявшийся по всему коридору из анти-гигиениче-ских ретирадов. Не проходя по коридору этого этажа, мы поднялись выше, где было несколько свежее, но тот же отвратительный удушливый запах был и здесь. Пройдя часть-коридора, мы вернулись и поднялись еще выше этажом. И там было не легче, но мы решили удсе присмотреться ближе, поэтому прошли вдоль по коридору и зашли в ретирадное место для обзора, потом, набравшись смелости, начали открывать двери каморок и заглядывать в них. Повиди-мому, это никого не удивляло, и нас не спрашивали, кого мы ищем.

Отворив, таким образом, двери одной каморки и никого там не застав, мы спокойно взошли и затворили за собою дверь. Нашим глазам представилась вся картина размещения и обстановки этой комнаты. По правой и левой стороне около •стен стояло по две кровати, заполнявшие всю длину комнаты почти без промежутка, так, что длина комнаты как бы измерялась двумя кроватями; у окна между кроватями стоял [стол и невзрачный стульчик; этим и ограничивалась вся обстановка такой каморки. На каждой кровати спало по два человека, а значит всего в комнате жило 8 человек холостяков, которые платили или вернее с которых рычитали за такое помещение от полутора до двух рублей в месяц ,с каждого. Значит такая каморка оплачивалась 14-тью или 16-тью рублями в месяц;, заработок же каждого обитателя колебался между 8-ью и 12—15-тью рублями в месяц. И все же фабрикант гордился тем, что он благодетельствует рабочих, беря их на работу, с условием, чтобы они жили в этом доме, если только таковой не набит битком.

•Мы вышли из каморки и заглянули еще в несколько. Все каморки были похожи одна на другую и производили угнетающее впечатление У нас пропала охота осматривать дальше — общую кухню'Гпрачечную и помещения для. семейных, где серая обстановка скрашивалась .тишь одеялом, составленным из бесчисленного множества разного рода лоскуточков ярких цветов и которое покрывало кровать, завешенную пологом. Полог служил двум целям: с одной сто-, роны он должен был прикрьыь нищету, с другой — он удовлетворял чувству элементарной стыдливости, ибо. рядо^ стояла такая же семейная кровать с такой же семейной жизнью. Все это было слишком ужасно и подавляло меня, 'заводского рабочего, живущего более культурной жизнью, с более широкими потребностями.

Мы двинулись к выходу. На огромной лестнице мы оста^ новились и рассматривали автоматические приспособления для тушения пожара. Но все эти шланги, свинцовые трубы и приспособления не могли внушить к себе ни симпатии, ни доверия; эти блестящие медные краны и гайки не могли сгладить впечатления от голых, неопрятных, скученных крб-ватей и от стен, на которых подавлено и размазано бесчисленное множество клопов. Сзади слышен стоном стонущий гул в коридоре, отвратительный воздух беспрестанно надвигается оттуда же, и все сильней и сильней подымается в душе озлобление и ненависть против притеснителей с одной стороны и невежества — с другой, не позволяющего уяснить причины маложеланного существования.