Александр Пругавин - Голодающее крестьянство

— А куда вас везти?—спросил ямщик, подъезжая к селу.

— Нам нужно к сестрам милосердія. Ты знаешь, где оне живут?

— Как не знать сестер,—сказал ямщик немного даже обиженным тоном за сомненіе к его познаніям.—Мало ли я народу к ним возил... Эй, вы, соколики!—сь особенною энергіей крикнул он и, взмахнув кнутом, начал с необыкновенным усердіем подстегивать шершавых и тощих „соколиков".

Мы быстро покатили по широкой и прямой улице села,—„перваго голодающаго села", которое нам предстояло увидеть. „Какія-то впечатленія ждут нас здесь?" думал я, вглядываясь в два ряда крестьянских изб, которыя тянулись по обеим сторонам улицы.

Постройка была небогатая, но и отнюдь не бедная, а средняя, вполне обычная для этих мест. В глаза не бросалось ни раскрытых крыш, ни заколоченных изб, ни снесенных дворов и плетней,—словом, ничего такого, что громко говорило бы вам о том, что это село голодает, что жители его уже несколько месяцев терпят острую нужду, доведшую до нищеты и разоренія. Среди изб виднелось немало „пятистенников"; некоторыя избы были крыты тесом. Лишь изредка кое-где глаз подмечал наглухо заколоченную избу или уныло торчавшія стропила ободранной крыши.

На заваленках и крылечках сидели мужики и бабы, из которых некоторые, очевидно, принарядились по-праздничному; кое-где виднелись яркіе цветные сарафаны, рубахи и платки. Вот из одного двора выбежали две лохматыя собаки и с сиплым лаем кинулись на наших лошадей.

И снова невольно вставал все тот же вопрос: а где же голод? В самом деле: где же голод, где та вопіющая нищета, о которой столько приходилось слышать, вообще, где те ужасы, о которых так много говорилось и писалось за последніе месяцы? И вслед за этим как-то разом и невольно приходили на память совершенно обратные, противоположные толки и разсказы тех закоренелых скептиков, которые наперекор вполне, казалось бы, очевидным и несомненным фактам и данным продолжали упорно отрицать существованіе голода, продолжали утверждать, что все это преувеличено, все это раздуто газетами.

И хотя я отлично знал цену подобных увереній, так как подавляющая масса известных мне данных и офиціальнаго и неофиціальнаго характера не оставляла никакого сомненія относительно того, на чьей стороне была правда в этой поразительной разноголосице, тем не менее... я принужден покаяться в своем малодушіи: в то время, как мы катили по главной улице Бритовки и я не без изумленія разглядывал прочную и исправную крестьянскую стройку и подмечал кое-где видневшіеся праздничные кафтаны, цветные рубахи и платки,—я вдруг усомнился в точности своих сведеній, и в голове мелькнула мысль: а что и в самом деле, не преувеличены ли все эти разсказы, толки и сооб-тенія об острой безысходной нужде населенія? Так ли велико и грозно бедствіе, переживаемое селом и деревней, как об этом говорят и пишут? Не слишком ли в самом деле сгущены краски?..

Впереди нас ехала А, И. А—ва, которая была назначена в село Сахчу и потому должна была разстаться с нами в Бритовке. Завернувшись в черный плед, надвинув на голову синій берет, она безпомощно тряслась на перекладной, стараясь прислониться к возвышавшемуся рядом с ней огромному мешку с пожертвованным бельем и платьем для голодающих. При виде ея экипажа мужики снимали шапки и кланялись. Бабы степенно наклоняли свои головы и затем долго смотрели вслед экипажа, обмениваясь замечаніями.

Очевидно крестьяне узнавали в нашей спутнице одну из тех „барышень", к которым за это время успел уже привыкнуть здешній народ, которыя с такой готовностью отозвались на народное бедствіе и, явившись сюда в качестве сестер милосердія, врачей, фельдшериц и заведующих столовыми, положили столько труда, внесли столько сердечнаго участія и заботливости к облегченію тяжелой участи деревенскаго люда, пострадавшаго от неурожая.

Лошади остановились у крестьянской избы в три окна с маленьким пошатнувшимся крылечком с двумя-тремя ступеньками. На пороге избы, очевидно вызванныя нашими колокольчиками, показались две сестры милосердія в форменных коричневаго цвета платьях, в белых пелеринках, но без обычных знаков Краснаго Креста. Последнее объяснялось тем, что местное управленіе Общества

Краснаго Креста „во избежаніе превратных толкованій“ рекомендовало в местностях, населенных татарами, избегать как знаков, так и самаго названія Краснаго Креста.

Одна из „сестер“ была особа средних лет, Крепкаго сложенія, бодрая и энергичная, другая—молодая девушка, с тонким станом и бледным, нервным лицом, которое оживлялось большими добрыми глазами. Обе оне были из Петербурга, из Евгеніевской общины.

Мы отрекомендовались, при чем сослались на уполномоченнаго Краснаго Креста С. В, Александровскаго, советовавшаго нам посетить их. „Сестры" радушно попросили нас к себе. Женщина, одетая в черное платье с белым платком на голове, выбежала из избы и начала переносить туда наши вещи. Это была монахиня одного из самарских монастырей, назначенная в помощь „сестрам“.

— Милости просим, — говорили сестры, входя вместе с нами в избу.—А мы поджидаем батюшку: он хотел к нам с крестом пріехать... 5 5 Считаем нужным напомнить читателю, что дело происходило в первый день праздника Пасхи. ) Кстати у нас и самовар готов.

Действительно вскоре пріехал священник, молодой, красивый блондин, отслужил молебен и поздравил всех с праздником. Через несколько минут мы уже сидели за самоваром, ведя оживленную беседу.

— И вы в такой праздник пустились в дорогу,— проговорила молодая „сестра“, глядя на нас с таким выраженіем, точно мы в самом деле совершили какой-нибудь подвиг.

— Скажите, пожалуйста, как у вас цынга?—спросил мой спутник.

— Здесь страшная цынга,—отвечала старшая сестра,—особенно у татар. Положительно можно сказать, что у них нет ни одного дома, в котором не было бы больного цынгой.

— И у чуваш то же самое,—заметил священник,—в каждом доме—больные цынгой... Болезненность огромная... Я так думаю, что если собрать домохозяев из всего моего прихода и опросить иг, то непременно в каждой семье найдется больной, а в другой—и двое.

— Но сейчас цынга стихает, уменьшается? — спросил я.

— Напротив,—отвечали сестры,—не только не уменьшается, а наоборот, усиливается все более и более. Особенно же перед Пасхой, в последнія недели поста много заболевало цынгой.

— А насколько охотно обращается населеніе за медицинской помощью?—спросил доктор.

— Татары вообще очень любят лечиться,—разсказывали сестры,—и притом они страшные притворщики. Бывали такіе случаи, что к доктору татарин чуть-чуть идет, а то даже ползет на четвереньках, а вечером, смотришь, тот же татарин бегом бежит, как ни в чем не бывало. Русскіе же никогда не позволяют себе ничего подобнаго, они даже стесняются обращаться за помощью, особенно при легких формах цынги. Обыкновенно они обращаются к доктору или в больницу лишь тогда, когда слягут в постель, лишатся ног...