Роберт Аллен - От фермы к фабрике

Да, Бухарина расстреляли, но умерла ли вместе с ним цель достижения высокого уровня потребления? Школа тоталитаризма отрицает, что Сталин когда-либо придерживался этой идеи. Согласно этой точке зрения, целью сталинизма была скорее власть и ее укрепление, а не улучшение условий жизни рабочего класса (Такер. 1977). В итоге инвестиции и расходы на оборонные нужды повышались за счет потребления. Описывая сталинизм, Такер (1977, 98) цитировал великого историка Ключевского, который охарактеризовал ранние этапы государственной индустриализации фразой «государство пухло, а народ хирел». Иными словами, Магнитогорск работал на сталь для танков, а не на выпуск станков для текстильной промышленности. Даже историки, критикующие тоталитарную школу, пришли к заключению, что «социализм и дефицит оказались неразрывно связаны друг с другом» (Фицпатрик. 1999, 4).

Мы не можем знать, о чем думал Сталин, но вполне можем проанализировать итоги советской политики. Что произошло с потреблением в ходе индустриализации СССР? Выросло оно или упало? Ответ зависит от выбираемых временных рамок. По периоду 19501980 гг. в целом практически не возникает разногласий: реальное потребление на душу населения увеличивалось почти на 3 % в год, несмотря на огромный рост инвестиционных вливаний и расходов на оборонный сектор (Конгресс США. 1982, 72–74). Как мы увидим, в это время значительно увеличилось потребление продуктов питания, а масштабы городской жилищной застройки увеличивались куда быстрее числа самих горожан. Кроме того, в СССР пришла революция в области потребительских товаров длительного пользования: число стиральных машин на 100 семей выросло с 21 в 1965 г. до 75 в 1990 г., холодильников — с 11 до 92, радиоприемников — с 59 до 96, телевизоров — с 24 до 107 (Фернандес. 1997, 312, 314). В начале 1990-х гг. на каждые 100 жителей России приходилось 16 телефонных аппаратов. Это значительно меньше, чем в Западной Европе или Японии, где этот показатель варьировал от 50 до 70, однако существенно больше, чем в странах третьего мира, таких как Аргентина (8), Бразилия (1), Ирак (3), Турция (6) (Доган. 1995, 267–269). В целом резкий рост потребления в СССР соответствует прогностическим данным Фельдмана и Преображенского.

Действительный интерес представляет вопрос: что же произошло в СССР в 1930-х гг.? Большинство исследователей полагают, что в течение первых пятилеток уровень жизни трудоспособного населения снизился или по меньшей мере оставался на прежней отметке. Эта точка зрения основана на оценке национального дохода по Бергсону и на проведенных Чапман подсчетов реальной заработной платы. Бергсон (1961, 251) считает данные по потреблению на душу населения «не впечатляющими». Основываясь на скорректированных рыночных ценах 1937 г., ученый отмечает, что в 1937 г. потребление на душу населения оказалось на 3 % ниже уровня 1928 г. Он также пишет: «Исследователи экономического роста хотят знать, может ли советским темпам индустриализации сопутствовать прогрессивный рост жизненного уровня. Если принимать во внимание советский опыт, ответ будет отрицательным» (Бергсон. 1961, 257). Чапман (1963, 165) характеризует динамику реальной заработной платы тех лет как «весьма жалкое зрелище». По ее мнению, факты говорят об «уменьшении количества покупок на душу городского населения на 6 %, а также о значительном снижении количества покупок товаров надушу сельского населения в период 1928–1937 гг.» (Чапман. 1963, 170). С этими выводами согласны многие экономисты и историки [87].

В этой главе я демонстрирую, что подобный пессимизм не уместен. На самом деле, в ходе реализации первой пятилетки практически не наблюдалось увеличения объемов выпуска потребительских товаров, а голод 1932–1933 гг. серьезно омрачил эти годы. Однако во второй половине 1930-х гг. потребление на душу населения было значительно выше, чем в 1920-х гг. Таким образом, ситуация в этот период имела много общего с условиями, сложившимися в 1950-1980-х гг. Если для сельского населения практически не наблюдалось выгоды (его уровень жизни вновь достиг показателя 1928 г. лишь в 19321933 гг.), то жители городов вместе с миллионами людей, переехавшими в них из деревни, стали потреблять значительно больше товаров, чем раньше. Так как доля городского населения с менее чем 4/ 5в 1928 г. выросла почти до 1/ 3в 1939 г., рост был далеко не всеобщим, и тем не менее он представляется весьма важным фактором. Конечно, за него пришлось заплатить: продолжительность рабочего дня горожан увеличилась (еще один элемент концепции Преображенского), но все же улучшение материального состояния было налицо.

Существуют различные способы измерения уровня жизни. Воспользуемся подходом, в основе которого лежит одна из базовых потребностей человека — потребность в пище. Достаточно ли продуктов производилось в СССР 1930-х гг.? Зная из научных работ о голоде 1932–1933 гг. и безрадостной советской жизни в целом, нам важно получить ответ на этот вопрос.

Для оценки объемов производства продуктов питания Продовольственная и сельскохозяйственная организация ООН (ФАО) выпускает ежегодный отчет по всем странам мира. Он публикуется с 1960-х гг., но я использовал лежащий в его основе метод для анализа данных по России начиная с 1895 г. [88]ФАО ведет статистику по широкому спектру питательных веществ, мой же анализ ограничен подсчетом калорий, то есть сведен к максимально упрощенному варианту. Российские продовольственные балансы показывают, как с течением времени менялась доступность калорий, и позволяют оценить советский опыт путем сопоставления его с международным.

Продовольственные балансы формируются на основе сельскохозяйственной статистики производства продуктов питания и показателей промышленного производства ряда товаров, таких как растительное масло и нерафинированный сахар [89]. Для СССР я отследил 12 групп товаров, содержащих большую часть потребляемых калорий: зерновые (включая горох и фасоль), картофель, сахар, овощи, пиво, водка, мясо, молоко, яйца, растительное масло, сливочное масло [90]и рыба. Доступность каждой из групп рассчитывалась исходя из общего объема производства за вычетом семенного и кормового фондов, экспорта и потерь при хранении и транспортировке. Доступность пищи переводится в доступность калорий с помощью коэффициентов, отражающих переработку сельскохозяйственных товаров в продукты питания и калорийность продуктов.

Разумеется, мои расчеты не претендуют на абсолютную точность, но дают общее представление о ситуации с продовольствием. Следует также помнить, что данные по СССР нельзя однозначно принимать за истину в силу вероятности манипулирования ими в политических целях. Я руководствуюсь работами Уиткрофта (1990а), а также Дэвиса, Харрисона и Уиткрофта (1994, 114–116). Данные по зерну взяты из ранее засекреченных архивов и демонстрируют куда менее радужную картину по сравнению с официальной статистикой. Остальные цифры, в основном по объемам потерь, приведены в версии различных ученых, в том числе Ясного (1949).