Питер Франкопан - Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий

Подозрения насчет Германии и ее действий (реальные и воображаемые) повредили психику британских дипломатов еще до создания союза 1907 года. За 3 года до этого сэр Фрэнсис Берти, которого вскоре назначили послом в Париже, получил письмо от одного из служащих Министерства иностранных дел, в котором говорилось о важности того, чтобы миссию во Франции возглавлял «кто-то, чьи глаза открыты и кто может разглядеть махинации Германии». В ответ Берти написал, что Германии не стоит доверять: «Она никогда не делала для нас ничего, кроме вымогательства. Она насквозь фальшива и является нашим экономическим и политическим врагом» [1306] Bertie to Mallet, 11 June 1904 replying to Mallet to Bertie, 2 June 1904, FO 800/176. .

Ирония заключалась в том, что немецкая угроза сама по себе подкреплялась ощущением уязвимости среднеевропейской страны, которая столкнулась с возможностью быть застигнутой врасплох франко-русским союзом, который обсуждал возможность военного сотрудничества и совместной превентивной атаки. Это было незадолго до того, как зародившиеся страхи оказаться меж двух враждебных государств привели к тому, что высшее командование Германии стало разрабатывать свою собственную линию поведения. В период после заключения франко-русского альянса в 1904 году начальник генерального штаба армии Германии, граф Альфред фон Шлиффен выступил с предложением, основанным на опыте 1870 года, когда Франция была практически растерзана. Он предложил сценарий, согласно которому армия кайзера должна нейтрализовать Францию, прежде чем двинуться на восток, чтобы разобраться с Россией.

План был амбициозным как в военном, так и в логистическом плане: на его осуществление требовалось миллион железнодорожников, 30 000 локомотивов, 65 000 пассажирских вагонов и 700 000 товарных вагонов, которые должны были перевезти 3 миллиона солдат, 86 000 лошадей и целые горы амуниции и боеприпасов всего за 17 дней [1307] План Шлиффена был достаточно противоречив и по содержанию, и с точки зрения точной даты создания и использования до Первой мировой войны, см. G. Gross, ‘There was a Schlieffen Plan: New Sources on the History of German Military Planning’, War in History 15 (2008), рр. 389–431; T. Zuber, Inventing the Schlieffen Plan (Oxford, 2002); T. Zuber, The Real German War Plan (Stroud, 2011). .

Такие же планы с зеркальной точностью вынашивались и в российской армии – летом 1910 года был создан «План 19», последовательность продуманных шагов, которые необходимо было принять в случае нападения Германии: отступить к укреплениям вдоль пути, идущего с севера на юг, от Ковно до Бреста, и подготовить контратаку. В 1912 году было разработано два варианта этого плана, известных как «План 19А» и «План 19Г». Последний, который означал быструю контратаку в случае враждебности Германии, имел достаточно простые цели: «перевести военные действия на (вражескую) территорию», то есть на территорию Германии и Австро-Венгерской империи [1308] J. Sanborn, Imperial Apocalypse: The Great War and the Destruction of the Russian Empire (Oxford, 2014), р. 25. О «Плане 19» и его вариантах также см. Ростунов И. Русский фронт Первой мировой войны. – М., 1976. – С. 91–92. .

Высшее командование Германии, как и кайзер, остро ощущали возрастающее давление извне, которое загоняло Германию в угол. Общественный резонанс, вызванный предложением построить железнодорожную ветку от Берлина до Багдада, удивил кайзера: конечно, рассуждал он, прокладка тысяч миль железнодорожного полотна может стать проблемой, только если начнется война между нашей страной и Англией. В том случае, если это произойдет, было бы правильно задуматься, хотим ли мы, чтобы наши солдаты оказались так далеко от дома [1309] Kaiser Wilhelm to Morley, 3 November 1907, цитируется по Cohen, ‘British Strategy in Mesopotamia’, 176. Что касается участия Кайзера в строительстве железной дороги, см. J. Röhl, Wilhelm II: Into the Abyss of War and Exile, 1900–1941 , tr. S. de Bellaigue and R. Bridge (Cambridge, 2014), рр. 90–95. .

Последовала реакция Германии на размещение французами войск в Марокко в 1911 году в обход соглашения, достигнутого между Берлином и Парижем. Отправка немецкого крейсера Panther в попытке применить силу к французам имела дурные последствия. Германия не только получила унизительный урок, ее политическое влияние было сильно ограничено. Что еще хуже, в Берлине произошел обвал биржи. В начале Марокканского кризиса в сентябре 1911 года акции упали более чем на 30 %, и это привело к тому, что Рейхсбанк потерял более 50 % активов за один месяц. Даже если финансовая катастрофа была спровоцирована не французами, как полагало большинство немцев, было совершенно ясно: французы усугубили ситуацию, выводя краткосрочные активы, что сыграло не последнюю роль в создании кризиса ликвидности [1310] R. Zilch, Die Reichsbank und die finanzielle Kriegsvorbereitung 1907 bis 1914 (Berlin, 1987), рр. 83–88. .

Значительные усилия были затрачены на открытие новых каналов, формирование новых связей и союзов. Большое внимание уделялось Ближнему и Среднему Востоку. Банки Германии открывали филиалы в Египте, Судане и Османской империи, осуществлялась программа исследований на арабском и персидском языках. Эта программа не только щедро спонсировалась, но и поощрялась самим кайзером. Растущие связи между исламским и немецкоговорящим миром захватили умы молодежи, а также академиков, военных, дипломатов и политиков. Один молодой человек начала XX века с тоской писал, что, когда он увидел прекрасные здания Вены на Рингштрассе, улице, опоясывающей город, он пережил «мгновения волшебства». Хотя Адольф Гитлер, который это писал, не почувствовал духа Священной Римской империи или классической античности, у него сложилось ощущение, словно он находился в сказочном мире «Тысячи и одной ночи» [1311] A. Hitler, Mein Kampf (London, repr. 2007), р. 22. См. здесь B. Rubin and W. Schwanitz, Nazis, Islamists, and the Making of the Modern Middle East (New Haven, 2014), рр. 22–25. .

У немцев появился опасный менталитет осадного положения наряду с сильным предчувствием, что у Берлина есть могущественные враги и он находится в их власти. Гельмут фон Мольтке, преемник Шлиффена на посту начальника Генерального штаба, который, так же как и остальной высший офицерский состав, убедился в том, что война неизбежна и чем раньше произойдет конфликт, тем лучше, утверждал, что промедление будет не на руку Германии. Гораздо лучше самим начать войну и вовлечь в нее противников, заявил Мольтке весной 1914 года, «пока еще есть шанс на победу» [1312] D. Hoffmann, Der Sprung ins Dunkle oder wie der I. Weltkrieg entfesselt wurde (Leipzig, 2010), рр. 325–330; а также A. Mombauer, Helmuth von Moltke and the Origins of the First World War (Cambridge, 2001), рр. 172–174. .

Роберт Музиль в сентябре 1914 года вопрошал: почему возникла такая ненависть, откуда появилась зависть, в которой «не было нашей вины»? [1313] R. Musil, ‘Europäertum, Krieg, Deutschtum’, Die neue Rundschau 25 (1914), р. 1303. Он верно подметил нарастающее напряжение в Европе, которое подогревалось массовой культурой. Книги о немецких шпионах и их планах стали очень популярны по всей Европе. Роман «Вторжение 1910 года», написанный Уильямом Лекью, был продан более чем миллионным тиражом и переведен на 27 языков. Роман «Когда пришел Уильям: история Лондона под властью Гогенцоллернов», написанный Саки, который также стал бестселлером, был издан накануне войны. В нем рассказывается о герое, вернувшемся из Азии и обнаружившем, что Англия оккупирована немцами [1314] W. Le Queux, The Invasion of 1910 (London, 1906); Andrew, Defence of the Re alm, р. 8; Ferguson, Pity of War, рр. 1–11. .