Питер Франкопан - Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий

В Британии не было ощущения близящейся неминуемой конфронтации с Германией. Академики Оксфордского университета собирались чествовать немецкую культуру и интеллект. Университету был преподнесен в дар огромный портрет кайзера Вильгельма, после присуждения правителю Германии почетного звания доктора гражданского права в 1907 году [1325] H. Pogge von Strandmann, ‘Germany and the Coming of War’, in R. Evans and H. Pogge von Strandmann (eds), The Coming of the First World War (Oxford, 2001), рр. 87–88. . Ближе к концу июня 1914 года, едва ли за месяц до начала враждебных действий, ведущие светила города собрались, чтобы наблюдать за процессией выдающихся немецких деятелей, которые должны были получить почетные степени. Среди аплодирующих процессии, направляющейся в Шелдонианский театр в самых красочных нарядах, были герцог Саксен-Кобург-Готский, композитор Рихард Штраус и Людвиг Миттейс, эксперт по римскому гражданскому праву. Почетные докторские степени были вручены герцогу Вюртембергу и принцу Лихновскому, послу Германии в Лондоне [1326] T. Ashton and B. Harrison (eds), The History of the University of Oxford , 8 vols (Oxford, 1994), 8, рр. 3–4. .

Через 3 дня Гаврило Принцип, юный идеалист, которому не было и 20, выпустил две пули из пистолета по машине, которая проезжала по улицам Сараево. Первая пуля не попала в намеченную цель, поразив в живот и смертельно ранив эрцгерцогиню Софию, которая сидела на заднем сиденье машины вместе со своим мужем. Вторая пуля достигла цели и убила Франца Фердинанда, наследника трона Австро-Венгерской империи. После этого мир изменился [1327] Подробные сведения о подготовке наемных убийц, о покушениях на жизнь Франца Фердинанда и его убийстве см. в судебных документах, касающихся процесса над Принципом и его сообщниками, The Austro-Hungarian Red Book , Section II, Appendices 1–13, nos. 20–34 (1914–1915). .

Современные историки часто фокусируются на «июльском кризисе» – неделях, которые последовали за этим, и упущенных возможностях мира, или на том, что многие давно опасались вспышки враждебности. Недавние исследования подчеркнули, что к войне привела не бравада, а недопонимание. Это был кошмарный сценарий. Как заметил один из историков, «главные действующие лица 1914 года были лунатиками: они смотрели, но не видели, были одержимы желаниями и все же оказались слепы к ужасной реальности», которую они же и создали [1328] Clark, Sleepwalkers , р. 562. . К тому времени как сэр Эдвард Грей понял, что «огни гаснут по всей Европе», было уже слишком поздно [1329] E. Grey, Twenty-Five Years, 1892–1916 (New York, 1925), р. 20. .

Некоторое время после убийства возникали опасения насчет России, которые в итоге привели к войне. В случае Германии возымело действие широко распространенное мнение в отношении восточного соседа, и это сыграло решающую роль. Кайзеру неоднократно повторяли его генералы, что угроза, которую представляет Россия, становится все больше и больше, пока ее экономика продолжает расти [1330] I. Hull, ‘Kaiser Wilhelm II and the “Liebenberg Circle”’, in J. Röhl and N. Sombart (eds), Kaiser Wilhelm II: New Interpretations (Cambridge, 1982), рр. 193–220; H. Herwig, ‘Germany’, in R. Hamilton and H. Herwig, The Origins of the First World War (Cambridge, 2003), рр. 150–187. . Примерно такие же настроения царили в Санкт-Петербурге, где у высшего командования сложилось мнение, что война неизбежна и чем скорее начнутся военные действия, тем лучше [1331] Беседа с Сазоновым, см. V. Kokovtsov, Out of my Past: The Memoirs of Count Kokovtsov, Russian Minister of Finance, 1904–1914 , ed. H. Fisher (Oxford, 1935), р. 348. . Французы были слишком взволнованы. Они уже давно пришли к выводу, что следует быть осторожными и разумными в своих действиях как в Санкт-Петербурге, так и в Лондоне. Они собирались поддерживать Россию [1332] Bureau du Levant to Lecomte, 2 July 1908, Archives des Ministres des Affaires Etrangères: correspondance politique et commerciale (nouvelle série) 1897–1918. Perse , vol. 3, folio 191. .

В Британии опасались того, что произошло бы, если бы российская политика пошла по другому пути. Как бы то ни было, к началу 1914 года в Министерстве иностранных дел уже звучали разговоры о заключении союза между Британией и Германией, чтобы притормозить Россию [1333] Clark, Sleepwalkers , рр. 325–326. . Постепенно противостояние превращалось в кризис, и дипломаты, генералы и политики пытались понять, что предпринять дальше. К концу июля дипломат Джордж Кларк, находящийся в Константинополе взволнованно отмечал, что Британия должна сделать все, что угодно, чтобы примириться с Россией. В обратном случае, как говорил он, она столкнется с такими последствиями, при которых «само существование нашей империи будет под угрозой» [1334] Clerk, ‘Anglo-Persian Relations in Persia’, 21 July 1914, FO 371/2076/33484. .

Хотя некоторые и пытались охладить паникеров, британский посол в Санкт-Петербурге, который недавно предупреждал о том, что Россия становится настолько могущественной, что следует «завоевать ее дружбу любой ценой», теперь выслал домой вполне однозначную телеграмму [1335] Buchanan to Nicolson, 16 April 1914, in Gooch and Temperley, British Documents , 10.2, рр. 784–785. . Позиция Британии, говорил он, «достаточно рискованная», наступил момент истины: необходимо было сделать выбор между поддержкой России или «отказом от дружбы». «Если мы ошибемся сейчас, – советовал он, – дружеское сотрудничество с Россией в Азии, столь важное для нас, прекратится» [1336] Buchanan to Grey, 25 July 1914, in Gooch and Temperley, British Documents , 11, р. 94. .

Не могло быть нейтральной позиции, как заявил министр иностранных дел России в конце июля. Менее двух недель назад он утверждал, что у России «нет агрессивных целей и намерений насильственного захвата». Теперь же он говорил о последствиях того, что может произойти, если союзники не смогут держаться вместе в момент расплаты. Если позиция Британии останется нейтральной, это будет равнозначно самоубийству [1337] ‘Memorandum communicated to Sir G. Buchanan by M. Sazonof’, 11 July 1914, in FO 371/2076; M. Paléologue, La Russie des tsars pendant la grande guerre , 3 vols (Paris, 1921), 1, р. 23. . Это была завуалированная угроза интересам Британии в Персии и во всей Азии.

Во время эскалации «июльского кризиса» британские политики публично рассуждали о мирных конференциях, медитации и защите суверенитета Бельгии. Ставки были сделаны. Судьба Британии и всей империи зависела от решений, принятых в России. Эти двое были соперниками, притворяющимися союзниками, пока ни один из них не желал бороться с другим, однако было очевидно, что маятник власти качнулся от Лондона в сторону Санкт-Петербурга. Никто не понимал это лучше, чем немецкий канцлер Теобальд фон Бетман-Гольвег, политик с обширными связями. Некоторое время он провел без сна, молясь о божественном чуде. Теперь, когда он сидел на террасе, глядя на звездное небо спустя десять дней после убийства в Сараево, маховики войны начали раскручиваться, он обернулся к своему секретарю и сказал: «Будущее принадлежит России» [1338] K. Jarausch, ‘The Illusion of Limited War: Bethmann Hollweg’s Calculated Risk, July 1914’, Central European History 2 (1969), р. 58; K. Jarausch, The Enigmatic Chancellor: Bethmann Hollweg and the Hubris of Imperial Germany (London, 1973), р. 96. .