Питер Франкопан - Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий

Пока ситуация накалялась все больше, шах, на которого США возложили столько надежд, отправился в аэропорт Тегерана, где с горечью заметил: «Я устал и хочу отдохнуть», – перед тем как улететь из страны в последний раз [1878] Shawcross, Shah’s Last Ride , р. 35. . Мог ли он предвидеть, что случится дальше, – предмет спекуляций. Куда понятнее, как европейские лидеры отреагировали на эту ситуацию. В день, который президент Картер назвал «худшим в моей дипломатической жизни», канцлер Шмидт перешел на «личные оскорбления» в процессе обсуждения Ближнего Востока, утверждая, что «американское вмешательство в этом регионе… вызвало топливный кризис во всем мире» [1879] J. Carter, Keeping Faith: Memoirs of a President (Fayetteville, AR, 1995), р. 118. .

США занимали позицию полного отрицания и прочли знамения слишком поздно. В начале 1979 года Вашингтон отправил генерала Роберта Хайзера, главнокомандующего европейским штабом США, в Тегеран, чтобы продемонстрировать американскую поддержку шаху и убедить армию, что США продолжают спонсировать режим. Хайзеру не потребовалось много времени, чтобы осознать бессмысленность этой затеи и то, что его жизнь в опасности. Он увидел достаточно, чтобы понять, что дни шаха окончены и Хомейни не остановить [1880] A. Moens, ‘President Carter’s Advisers and the Fall of the Shah’, Political Science Quarterly 106.2 (1980), рр. 211–237. .

Американская политика лежала в руинах. Время, силы и ресурсы вливались в Иран, как и в соседние страны, со Второй мировой войны. За лидерами ухаживали и потакали им, те же, кто отказывался сотрудничать, смещались и заменялись. Однако методы, использовавшиеся для контроля ключевых частей Азии, перестали действовать. Западные нации, как сказал сэр Энтони Парсонс, британский посол в Тегеране в то время, «смотрели в правильный телескоп… но только не туда» [1881] D. Murray, US Foreign Policy and Iran: American-Iranian Relations since the Islamic Revolution (London, 2010), р. 20. . Что еще хуже, антиамериканская риторика отныне объединяла все страны этого региона: Сирия и Ирак теперь обратились к СССР; Индия была ближе к Москве, чем к Вашингтону, в то время как Пакистан желал пользоваться поддержкой США, как и когда ему удобно. Иран был критической частью головоломки, а теперь и она грозила выпасть. Это выглядело как конец эпохи, и Хомейни заметил в речи в конце 1979 года: «Все проблемы Востока исходят от этих иностранцев с Запада, в данный момент от Америки. Все наши проблемы пришли из Америки» [1882] US Department of Commerce, Foreign Broadcast Service , 6 November 1979. .

Падение шаха вызвало панику в Вашингтоне и надежду в Москве. Коллапс Ирана обещал стать поворотным моментом, создающим новые возможности.

Было почти смешно, как сильно Запад ошибся относительно ситуации не только в Иране, но и в других регионах, например, в Афганистане – посольство США в Кабуле в 1978 году докладывало о прекрасных отношениях [1883] ‘Afghanistan in 1977: An External Assessment’, US Embassy Kabul to State Department, 30 January 1978. . В самом деле, для оптимистического американского глаза Афганистан выглядел как история большого успеха, как до того Иран: число школ удесятерилось с 1950 года, учащиеся обратились к техническим дисциплинам, медицине, юриспруденции, науке; женское образование также процветало, число девочек, получивших начальное образование, стремительно росло. Ходили слухи, что президент Дауд, захвативший власть в 1973 году, завербован ЦРУ, и прогрессивные цели, которые он преследует, – идеи, насаждаемые американцами. Хотя слух не был правдой, тот факт, что он потребовал расследования дипломатами из Вашингтона и Москвы, показывает, как велико было стремление сверхдержав к состязанию и победе в последнем раунде Большой игры в Азии [1884] Braithwaite, Afgantsy , рр. 78–79; S. Coll, Ghost Wars: The Secret History of the CIA, Afghanistan, and Bin Laden, from the Soviet Intervention to September 10, 2001 (New York, 2004), р. 48. .

Каким все окажется после короткого периода нестабильности, было теперь критично. Во всех смыслах казалось, что США совершенно выведены из равновесия. Ставка на шаха и Иран обернулась потерями, но вдоль старых Шелковых путей существовали и другие игроки, открытые для предложений. В отношении Ирана, пережившего революцию, и Ирака, кажется, падающего в советские объятия, США предстояло тщательно обдумать, каким будет следующий ход. И он оказался роковым.

Революция в Иране заставила карточный домик американской мечты практически рухнуть во всем регионе. Уже некоторое время многие признаки указывали на общую нестабильность. Коррупционный режим шаха в сочетании с экономической стагнацией, политическим параличом и жестокостью полиции были ядовитой смесью, которая играла на руку критикам, чьи обещания реформ упали на благодатную почву.

Те, кто переживал за события в Иране, нервничали еще больше из-за появления признаков того, что СССР активно планируют извлечь выгоду из сложившейся ситуации. Советский Союз продолжал активные действия даже тогда, когда КГБ потерял свой основной актив в Иране, генерала Ахмада Могареби, которого в Москве считали «лучшим агентом России», имевшим хорошие связи с элитой Ирана. В сентябре 1977 года его арестовал «САВАК», который заинтересовался подозрительно частыми контактами с вербовщиками КГБ [1885] Andrew and Mitrokhin, Mitrokhin Archive II , рр. 178–180. . Это послужило стимулированию интенсификации деятельности Советов.

Существовало предположение, что необычайно большие объемы торговли в иранских реалах на швейцарском валютном рынке в начале 1978 года стали результатом поддержки советских агентов. Высокое качество газеты «Навид», которая распространялась левой партией «Туде», убедило многих, что она печатается не только при поддержке Советов, но и в советском посольстве в Тегеране. Новые лагеря, созданные за пределами страны для обучения иранских диссидентов (и прочих) принципам партизанского движения и марксистской доктрине, были зловещим знаком того, что Москва готовится заполнить пустоту, возникшую после падения шаха [1886] Sreedhar and Cavanagh, ‘US Interests in Iran’, р. 140. .

Это было частью более широкого взаимодействия с регионом, который, по всей видимости, переживал эпоху перемен. Дополнительная поддержка была оказана президенту Ассаду в Сирии, даже несмотря на то, что КГБ считало его «мелкобуржуазным и эгоистическим шовинистом» [1887] C. Andrew and O. Gordievsky, KGB: The Inside Story of its Foreign Operations from Lenin to Gorbachev (London, 1990), р. 459. .

Те, кто следил за всей ситуацией, были полностью уверены, что конец света рядом. К концу 1978 года Уильям Саливан, американский посол в Тегеране, направил в Вашингтон телеграмму «Думать о немыслимом», в которой утверждалось, что план для чрезвычайных ситуаций должен быть введен в действие немедленно. Его слова были проигнорированы. Рекомендации Саливана были «попыткой установить модус вивенди между военными и религиозными (лидерами)» при первой же возможности. Он имел в виду, что США должны попытаться открыть коммуникационные каналы с Хомейни перед тем, как он захватит власть, а не после [1888] W. Sullivan, Mission to Iran: The Last Ambassador (New York, 1981), рр. 201–203, 233; а также Sick, All Fall Down , рр. 81–87; A. Moens, ‘President Carter’s Advisors’, Political Science Quarterly 106.2 (1991), р. 244. . Громкоголосые представители Белого дома по-прежнему надеялись, что США смогут контролировать ситуацию, продолжая поддержку шаха, и поддерживали предложение, сделанное в конце января 1979 года премьер-министром Шапуром Бахтияром, о том, что аятолла Хомейни должен быть арестован, если он бежит в Иран [1889] Z. Brzezinski, Power and Principle: Memoirs of the National Security Adviser, 1977–1981 (London, 1983), р. 38. .