Питер Франкопан - Шелковый путь. Дорога тканей, рабов, идей и религий

Венецианцы отправили послов в мусульманский Египет. Они хотели обсудить варианты сотрудничества, действия против португальцев, совместные военные операции и даже, предвидя сооружение Суэцкого канала несколько столетий спустя, размышляли о создании водного пути до Красного моря, который позволит проводить «сколько угодно судов» [956] Р. Johnson Brummett, Ottoman Seapower and Levantine Diplomacy in the Age of Discovery (Albany, NY, 1994), рр. 33–36; Subrahmanyam, ‘Birth-Pangs of Portuguese Asia’, р. 274. .

Хотя португальцы были уверены, что операции против них на Красном море и побережье Индии в начале XVI века были результатом усилий большого союза под управлением Венеции, на самом деле египтянам требовался лишь небольшой толчок для того, чтобы попытаться самостоятельно установить контроль над морскими путями. Увеличение числа португальских судов было нежелательно, и не в последнюю очередь потому, что вновь прибывшие были очень агрессивны. Однажды Васко да Гама лично захватил корабль с сотнями мусульман, возвращавшихся в Индию после паломничества в Мекку. Не обращая внимания на крайне щедрые предложения заплатить выкуп за тех, кто был на борту, он приказал поджечь корабль. По признанию одного из очевидцев, это было ужасно: «Я буду помнить, что случилось тогда, все свою жизнь». Женщины достали свои украшения и молили о спасении от пламени и волн, в то время как другие поднимали повыше своих детей в надежде спасти их. Да Гама наблюдал за происходящим бесстрастно, «жестоко и без малейшей жалости», пока все пассажиры и члены экипажа не утонули на его глазах [957] G. Ramusio, ‘Navigazione verso le Indie Orientali di Tomé Lopez’, in M. Milanesi (ed.), Navigazioni e viaggi (Turin, 1978), рр. 683–673; Subrahmanyam, Vasco da Gama , р. 205. .

Атаки на порты и стратегически важные места стали тревожными симптомами для Египта. Джидда, порт в Мекке, был атакован в 1505 году, а вскоре после этого Мускат и Калхат, ключевые точки Персидского залива, были разграблены, а мечети в них сожжены дотла [958] D. Agius, ‘Qalhat: A Port of Embarkation for India’, in S. Leder, H. Kilpatrick, B. Martel-Thoumian and H. Schönig (eds), Studies in Arabic and Islam (Leuven, 2002), р. 278. . Беспокоил также и тот факт, что португальцы начали думать об условиях создания сети до самого Лиссабона.

Не было ничего важнее, заявлял командор и исследователь Франсиско де Алмейда в 1505 году, «чем иметь замок в устье Красного моря или поблизости от него». Теперь же это означало, что «индусам пора избавиться от дурацкой идеи, что они могут торговать с кем-то кроме нас» [959] C. Silva, O Fundador do ‘Estado Português da Índia’, D. Francisco de Almeida, 1457 (?) –1510 (Lisbon, 1996), р. 284. .

Столкнувшись с такой жестокостью и позерством, эскадроны под командованием султана Каира отправились патрулировать Красное море, получив приказ действовать при необходимости [960] J. Aubin, ‘Un Nouveau Classique: l’anonyme du British Museum’, in J. Aubin (ed.), Le Latin et l’astrolabe: recherches sur le Portugal de la Renaissance, son expansion en Asie et les relations internationales (Lisbon, 1996), 2, р. 553; S. Subrahmanyam, ‘Letters from a Sinking Sultan’, in L. Thomasz (ed.), Aquém e Além da Taprobana: Estudos Luso-Orientais à Memória de Jean Aubin e Denys Lombard (Lisbon, 2002), рр. 239–269. . Некоторые португальские командующие решили, что необходимо сменить тактику. Как было сообщено королю Португалии, их корабли подвергались бессмысленной опасности. Было бы гораздо лучше избавиться от крепостей в провокационных локациях, например, на острове Сокотра в устье Красного моря, а вместо этого установить теплые отношения с Египтом [961] Silva, Fundador do ‘Estado Português da Índia’ , рр. 387–388. О целях и политике Португалии в Атлантическом океане, Персидском заливе, Индийском океане и за его пределами см. F. Bethencourt and D. Curto, Portuguese Oceanic Expansion, 1400–1800 (Cambridge, 2007). .

Первоначальный всплеск исследований португальцев сопровождался самодовольством, насилием и жестокостью. Прошло совсем немного времени, страсти поутихли и первоначальные разговоры о торжестве христианства и об упадке ислама уступили более оптимистичным и реалистичным настроениям. Вместе с неограниченными коммерческими возможностями пришло более спокойное отношение к исламу, индуизму и буддизму. Так же как и в государствах крестоносцев, когда буря утихала, подавленные меньшинства должны были установить рабочие отношения для выживания.

Это была палка о двух концах. Правители Индии, а также таких мест, как Макао и Малайский полуостров, были готовы конкурировать друг с другом, создавая для европейских торговцев все лучшие торговые условия, чтобы удостовериться, что деньги пойдут им, а не их соперникам [962] G. Scammell, The First Imperial Age: European Overseas Expansion, c. 1400–1715 (London, 1989), р. 79. . В этой связи в интересах каждого было попытаться сгладить различия в религиях. Тем не менее еще находились те, кто вынашивал грандиозные планы. Как размышлял Альфонсо де Альбукерке, захват Малакки означал, что «Каир и Мекка будут уничтожены, а Венеция не сможет получить никаких специй, кроме тех, которые можно купить в Португалии». Кроме того, он поставил на уничтожение мусульманского населения города, но добился лишь нарушения торговли и увеличения враждебности и недоверия [963] A. Hamdani, ‘An Islamic Background to the Voyages of Discovery’, in S. Khadra Jayyusi (ed.), The Legacy of Muslim Spain (Leiden, 1992), р. 288. О важности Малакки до завоевания Португалии – K. Hall, ‘Local and International Trade and Traders in the Straits of Melaka Region: 600–1500’, Journal of Economic and Social History of the Orient 47.2 (2004), рр. 213–260. . Правящая семья отступила, создав новые султанаты в Пераке и Джохоре, которые обеспечили лидерство в условиях непрерывной конкуренции с европейскими державами [964] S. Subrahmanyam, ‘Commerce and Conflict: Two Views of Portuguese Melaka in the 1620s’, Journal of Southeast Asian Studies 19.1 (1988), рр. 62–79. .

Однако в отличие от Северной и Южной Америки открытие маршрутов на Восток стало историей сотрудничества, а не завоевания. Результатом стал огромный рост торговых потоков с запада на восток.

Поскольку Европа буквально сгибалась под тяжестью богатств, вывезенных с Американских континентов, возможность оплачивать предметы роскоши из Азии резко возросла. Очень скоро магазины Лиссабона, Антверпена и других торговых центров Европы ломились от китайского фарфора и шелков [965] Atwell, ‘Time, Money and the Weather’, р. 100. . До сих пор наиболее важным товаром для импорта, с точки зрения количества и спроса, были специи. Перец, мускатный орех, гвоздика, ладан, имбирь, сандаловое дерево, кардамон и куркума очень высоко ценились в приготовлении еды в Европе со времен Римской империи. Эти ингредиенты ценили как за то, что они меняли вкус безвкусных продуктов, так и за их медицинский эффект.

Корица, например, считалась полезной для сердца, желудка, головы и якобы помогала при лечении эпилепсии и паралича. Масло мускатного ореха считалось полезным при лечении диареи, тошноты и самой обычной простуды. Кардамоновое масло успокаивало кишечник и помогало уменьшить метеоризм [966] Р. de Vos, ‘The Science of Spices: Empiricism and Economic Botany in the Early Spanish Empire’, Journal of World History 17.4 (2006), р. 410. . В одном из арабских пособий, написанном в Средиземноморье примерно в тот период, в главе под названием «Предписания для увеличения размеров маленьких членов для того, чтобы сделать их великолепными» автор советовал натирать интимные места смесью меда и имбиря. Эффект должен был быть просто ошеломительным и доставлять такое удовольствие, что сексуальный партнер «больше никогда не отпустит» [967] ʿ Umar ibn Muḥammad, Rawḍ al- ʿ āṭir fī nuzʹhat al-khāṭir , tr. R. Burton, The Perfumed Garden of the Shaykh Nefzawi (New York, 1964), р. 117. .