Этон Цезарь Корти - Елизавета I Австрийская

Мать королевы, так же как и Елизавета, не хочет признавать ни полного сумасшествия, ни самоубийства кронпринца, полагая, что он, спасаясь, пустился вплавь и утонул. Герцог Карл Теодор, узнав об угнетенном состоянии духа императрицы, прибывает в Фельдафинг и заверяет ее в несомненном сумасшествии короля. Он старается успокоить свою сестру-императрицу.

Кронпринц Рудольф отправляется на похороны в Мюнхен. Перед этим он наносит короткий визит в Фельдафинг, где его ожидают Елизавета и Валерия. Он излагает бытующую в Вене версию о том, что доктор Гудден имел указание утопить короля, что он и исполнил. Как всегда, доказательств этого предположения нет.

Кронпринц Рудольф пытается изменить к лучшему состояние духа матери, но она еще пребывает в волнении. В его голове мгновенно проносится мысль о том, что ее, возможно, ожидает та же участь, и он подробно расспрашивает Валерию о матери. На этот раз он очень мил и любезен с матерью и сестрой. После обеда у старой герцогини в Поссенхофене Валерия делает вывод, что кронпринц освоил лишь первые ступени власти и еще не научился, как Франц Иосиф сначала быть человеком, а лишь потом правителем. Елизавета заказывает в сельской церкви торжественный реквием по усопшему и отправляется в Мюнхен, чтобы в склепе Виттельсбахов положить венок на грудь короля. Посещение склепа приносит ей облегчение. Успокоившись, императрица возвращается домой, полагая, что могила — лучший удел для Людвига II, чем существование при новом правлении. Будничная жизнь вновь вступает в свои права, но нервное напряжение Елизаветы, виной которому было случившееся несчастье, еще не преодолено. Она согласна с мнением ее придворной дамы, графини Фестетикс [406] Письмо графини Марии Фестетикс к Иде Ференци, Сойтер, 21 июня 1886 года. Архив Фаркаш. , которая полагает, что всей воды в море не хватит для того, чтобы смыть следы жестокого обращения с королем. И, вообще, Елизавета слишком волнуется. Из-за Людвига II она почти в ссоре со своей матерью, но следующий инцидент едва не приводит к полному расколу семьи. Сестра императрицы, София Алансонская, пребывающая с дочерью Луизой в Поссенхофене, заболевает скарлатиной, а обитатели Фельдафинга забывают немедленно предостеречь других и ничего не подозревающая Валерия прибывает в Поссенхофен, чтобы пригласить свою кузину на прогулку. Только в замке Луиза говорит ей: «Бога ради, уходи, Валерия. Ты не должна входить — у мамы скарлатина». Когда эрцгерцогиня в испуге возвращается домой, она встречает бегущую ей навстречу бледную, растерянную, тяжело дышащую мать, и спрашивает ее: «Ты была у тети Софии? Это неслыханно! Постыдна бессовестность доктора и остальных, которые еще вчера вечером знали о скарлатине и не предупредили нас». Хотя императорский лейб-медик доктор Керцль полагает, что заражение скарлатиной невозможно при кратковременном визите без непосредственного общения с больным, бедная Валерия вынуждена беспрерывно полоскать горло раствором карболовой кислоты. Решено немедленно уезжать, разумеется, не прощаясь с Пос-сенхофеном. Елизавета никак не может успокоиться. Расшатанные нервы заставляют ее воспринимать все намного трагичнее, чем на самом деле.

С горькими чувствами она оставляет родные места и так же, как давным-давно, девочкой покидая родительский дом, пишет прощальное стихотворение. Оно лучше всего отражает ее чувство разлуки:

Несмотря на заверения врача, Елизавета все еще опасается, что Валерия может заразиться скарлатиной. В своем страхе она обращается к Божьей Матери и обещает, если дочь останется здоровой, приходить в часовню и, выражая благодарность, прославлять ее могущество. Следуя своему желанию принимать ванны для ног в Гаштайне, императрица отбывает из Фельдафинга. Она так напугала Валерию возможностью заразиться скарлатиной, что той беспрестанно чудятся боли в горле. «Я уже вижу, как умираю», — пишет она в своем дневнике, заканчивая словами: «Но это было бы страшно неприятно». Императорский лейб-медик доктор Видерхофер видит нервозное состояние императрицы и, объясняя его стечением обстоятельств, не советует ей, находя это слишком опасным, принимать ванны. Он высказывает мнение в своей простой, жесткой манере: «Поезжайте в Ишль, Ваше величество, и возвращайтесь в августе или в любое другое время, но обязательно летом». И вот уже запряженный четверкой экипаж медленно отправляется в Ишль; Елизавета идет рядом, Валерия же большую часть пути едет с беспрерывно болтающим бывшим воспитателем кронпринца — господином де Латуром. Его речи не слишком умны, и Валерия заносит в свой дневник [407] Дневник, 11 июля 1886 года. ДЭВС. следующие строки: «Его глупость является некоторым утешением для меня, я полагаю, именно в ней скрыта причина того, что Рудольф сейчас таков, как он есть, а не таков, каким мог бы быть». Всех раздражает, что кронпринц называет Ишль, который всем так мил, ужасной лачугой. Елизавета же, в противоположность ему, — мировым курортом.

Она постоянно пишет стихи, и Валерия — единственная, кто знает об этом и прочитывает некоторые из них. Содержание всех стихотворений всегда печально. Одно, которое Валерия находит восхитительным, особенно растрогало ее. Оно начинается так: «Я уже давно умерла» и в нем выражается желание Елизаветы однажды умереть с тем, чтобы ее душа посетила Йанцен, милый ее сердцу Цауберберг в Ишле и благословила любимую виллу в долине. Валерия со страхом замечает в стихотворении глубокую грусть и пресыщенность властью, довлеющие над матерью, и, размышляя, вынуждена признать безосновательность этого. Она пытается представить в мыслях, что произошло бы, если бы она действительно заболела скарлатиной и умерла. «Как ужасно, — думает эрцгерцогиня, — что я являюсь единственной нитью, связывающей мою мать с этой землей».

Болезнь обходит Валерию стороной, и мать выполняет данный ею обет. 21 июня она едет в часовню Святой Марии, где по ее просьбе у алтаря служат мессу по усопшему королю Людвигу. Она исповедуется и причащается, открывает священнику свое сердце, рассказывая ему, как тяжело на нее повлияла смерть короля. 12 августа Елизавета переезжает в Гаштайн на виллу Меран. Там находится старый император Германии, для которого ее приезд становится неожиданным сюрпризом. Елизавета и Валерия разыскивают также и семейную чету Бисмарков. «Ты стоишь сейчас перед мудрейшим человеком твоего времени», — думает Валерия. Императрица, ранее знакомая с рейхсканцлером и помнящая его былую неприступность, ныне видит бодрого старца с выражением мягкой доброжелательности в бледно-голубых глазах. Валерия находит Бисмарка, по ее выражению, «жалким, но, собственно говоря, симпатичным». Однажды Елизавету посещает прибывшая из Веймара для прохождения курса лечения старая великая герцогиня. Ее красота весьма сомнительна, она огромна, как индийский идол, и выглядит очень комично. Все с торжественностью рассаживаются. Елизавета, которой этот визит крайне неприятен, переводит стрелки часов с тем умыслом, чтобы великая герцогиня откланялась как можно скорее. Беседа идет тяжело, — гостья туговата на ухо. После некоторого молчания Елизавета замечает: «Я опасаюсь, что освещение сегодня вечером отключится». На что великая герцогиня медленно кивает и торжественно произносит: «Я надеюсь». Мать и дочь с трудом удерживаются от смеха. Франц Иосиф, также находящийся здесь, сидит как на иголках. Разговор не клеится. Наконец императрица произносит: «У моей Валерии очень сильный насморк. Вы не боитесь заразиться?», после чего великая герцогиня спешно покидает виллу.