Александр Жолковский - Поэтика за чайным столом и другие разборы
- Название:Поэтика за чайным столом и другие разборы
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Новое литературное обозрение
- Год:2014
- Город:Москва
- ISBN:978-5-4448-0189-5
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Александр Жолковский - Поэтика за чайным столом и другие разборы краткое содержание
Поэтика за чайным столом и другие разборы - читать онлайн бесплатно полную версию (весь текст целиком)
Интервал:
Закладка:
В Японии я б был Катулл
А в Риме был бы Хоккусаем
А вот в России я тот самый
Что вот в Японии — Катулл
А в Риме — чистым Хоккусае
Был бы
Там, где с птенцом Катулл, со снегирем Державин
И Мандельштам с доверенным щеглом
А я с кем? — я с Милицанером милым
Пришли, осматриваемся кругом
Я тенью легкой, он же — тенью тени
А что такого? — всяк на свой манер
Там все — одно, ну — два, там просто все мы — птицы
И я, и он, и Милиционер
Во втором случае обращает на себя внимание цитатный постмодернистский кивок в сторону мандельштамовских уравнений-загадок, а также, возможно, и в сторону Платона, с его представлением о поэтических образах как тенях тех теней, которыми уже и так являются земные явления [728].
Классическим прототипом подобных операций селф-промоушен был, конечно, эпизод из Песни IV дантовского «Ада» (70–102):
Хоть этот свет и не был близок к нам,
Я видеть мог, что некий многочестный
И высший сонм уединился там.
«Искусств и знаний образец всеместный,
Скажи, кто эти, не в пример другим
Почтенныесреди толпы окрестной?»
И он [Вергилий] ответил: « Именемсвоим
Они гремят земле, и славаэта
Угодна небу, благостному к ним».
«Почтите высочайшего поэта! —
Раздался в это время чей-то зов. —
Вот тень егоподходит к месту света».
И я увидел после этих слов,
Что четверок нам держат шаг державный;
Их облик был ни весел, ни суров.
«Взгляни, — промолвил мой учитель славный. —
С мечом в руке, величьем осиян,
Тремостальным предшествует, как главный,
Гомер, превысший из певцов всех стран;
Второй — Гораций, бичевавший нравы;
Овидий— третий, и за ним — Лукан.
Нас связывает титул величавый,
Здесь прозвучавший,чуть я подошел;
Почтив его,они, конечно, правы».
Так я узрел славнейшую из школ,
Чьи песнопенья вознеслись над светом
И реют над другими, как орел.
Мой вождьих встретил, и ко мне с приветом
Семья певцовприблизилась сама;
Учительулыбнулся мне при этом.
И эта честь умножиласьвесьма,
Когда я приобщен был к их собору
И стал шестымсредь столького ума.
Динамику эпизода определяет то, как прославление исключительности славнейшей из школ сплетается с постепенным введением в ее круг самого Данте — при посредстве Вергилия, который связан с античной четверкой величавым титулом, а с Данте ролью его учителя и проводника по загробному миру. Отметим также систематическое употребление числительных: четверо, трем остальным, второй, третий и, наконец, горделивое шестым. (Данте любил числительные, особенно кратные трем; прописаны они, как мы знаем, и каталогам.)
VIII
Своеобразной модернистской вариацией на тему поименного списка поэтов с числовыми показателями и удостоверением звездного статуса автора, стали стихи в формате «Нас столько-то…»,впервые примененном, по-видимому, Пастернаком — в «Нас мало. Нас, может быть, трое.» (1921):
Нас мало. Нас, может быть, трое
Донецких, горючих и адских
<���…>
Мы были людьми. Мы эпохи.
Нас сбило и мчит в караване <���…>,
Слетимся, ворвемся и тронем,
Закружимся вихрем вороньим,
И — мимо! — Вы поздно поймете.
Так, утром ударивши в ворох
Соломы — с момент на намете, —
След ветра живет в разговорах
Идущего бурно собранья
Деревьев над кровельной дранью.
Заглавная строчка восходит к словам пушкинского Моцарта (Нас мало избранных, счастливцев праздных), освящающим сосредоточение не на покойных классиках, а на живых сподвижниках. Идея магического числительного взята из, так сказать, дантовского репертуара, однако самого списка подразумеваемых поэтов в пастернаковском стихотворении нет, как нет и перифрастических отсылок к ним, — посвященному читателю предлагается интерактивно вычислить самостоятельно, что наряду с автором имеются в виду Маяковский и Асеев.
Сорока годами позже Ахматова написала свою вариацию — «Нас четверо. Комаровские наброски» (1961):
Ужели и гитане гибкой
Все муки Дантасуждены.
О. М.
Таким я вижу облик Ваш и взгляд.
Б. П.
О, Муза Плача.
М. Ц.
<���…> Все мынемного у жизни в гостях,
Жить — этот только привычка.
Чудится мне на воздушных путях
Двухголосов перекличка.
Двух? А ещеу восточной стены,
В зарослях крепкой малины,
Темная, свежая ветвь бузины…
Это — письмо от Марины.
Налицо изысканная каталогическая техника:
• список собратьев по перу прописан, с многозначительной аббревиатурностью, инициалами в эпиграфах, взятых из стихов трех поэтов о четвертом — самой Ахматовой, а благодаря Мандельштаму находится место и имени Данте — родоначальника топоса;
• одно числительное (четверо) вынесено в заглавие, другое (двух) появляется дважды, в режиме переспроса, как бы реализуя мотив переклички, после чего операция сложения обозначена лаконичным А еще…;
• есть цитатные отсылки к текстам членов списка ( воздушные пути — Пастернак, ветвь бузины — Цветаева);
• одно собственное имя, накоротке — без фамилии, замыкает композицию.
Эстафету вскоре подхватил Вознесенский — стихотворением «Нас много. Нас может быть четверо…» (1964), посвященным Ахмадулиной:
Нас много.Нас может быть четверо.
Несемся в машине как черти
<���…>
Ах, Белка,лихач катастрофный,
нездешняя ангелна вид <���…>
В адув сковородки долдонят
и вышлют к воротам патруль
<���…>
Жми, Белка, божественныйкореш!
И пусть не собрать нам костей.
Да здравствует певчая скорость,
убийственнейшая из скоростей!
<���…>
Нас мало.Нас может быть четверо.
Мы мчимся — а ты божество!
И все-таки нас большинство.
Тема исключительной скорости унаследована из пастернаковского стихотворения, четверо — возможно, у Ахматовой, ангел, божественный и в аду могут отсылать к Данте, сам же перечень не выписан: единственное собственное имя — Белка (= Ахмадулина, адресат посвящения), но подразумеваются еще и Евтушенко и Р. Рождественский.
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: