Штефан Хаузнер - Даже если это будет стоить мне жизни! Системные расстановки в случае тяжёлых заболеваний и устойчивых симптомов

На вопрос об их самочувствии заместители отвечают следующее:

ЗАМЕСТИТЕЛЬНИЦА МАТЕРИ: «Мне хорошо, мне хочется держать сына за руку. С его отцом никакой связи нет». (Она берет сына за руку.)

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ОТЦА: «Мне здесь тоже хорошо».

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ПАЦИЕНТА: «Меня шатает, мне грустно, и я очень боюсь». Произнося эти слова, он высвобождает свою руку из руки матери и делает несколько шагов вперед, где ему становится немного лучше.

Я обращаюсь к пациенту: «Нам нужен заместитель для первого мужа твоей матери». Он выбирает заместителя и ставит его слева от матери, между ней и отцом.

1 мм = первый муж матери

С появлением первого мужа матери чувства заместителей в расстановке меняются. Самую явную реакцию демонстрирует заместитель пациента. Он буквально оседает, смотрит перед собой в пол и едва держится на ногах.

Теперь я прошу трех членов группы лечь на пол перед заместителем пациента. Они выступают в роли множества погибших, которых видел первый муж матери, когда воевал в Европе. Как и многие другие, он тоже не пережил в душе войну.

Когда пациент видит лежащих перед его заместителем мертвых, он начинает громко плакать. Ему очень волнительно видеть своего заместителя в этой борьбе ме?вду жизнью и смертью.

Когда заместитель пациента хочет опуститься на колени, я прошу его поменяться местами с заместителем первого мужа матери. (Чтобы наглядно показать идентификацию, я не отвожу его сразу на его место слева от отца.)

Всем сразу становится лучше:

ЗАМЕСТИТЕЛЬ ПАЦИЕНТА: «Мне здесь намного лучше. Такое ощущение, что здесь я могу стоять. Там я бы лег на пол».

ЗАМЕСТИТЕЛЬНИЦА МАТЕРИ: «Так хорошо, теперь все стало как-то живее».

Теперь я меняю заместителя на самого пациента, но ставлю его не между родителями, а слева от отца.

В заключение я предлагаю ему и заместителям произнести следующие фразы:

Пациент первому мужу матери: «Я живу, потому что ты не смог пережить в душе войну, и я уважаю это. Пожалуйста, благослови меня, чтобы я жил». Тот отвечает; «Что касается меня, то ты свободен».

Пациент заместительнице матери: «Дорогая мама, я — твой сын, пожалуйста, смотри на меня, как на твоего сына». Заместительница матери согласно кивает, и пациент продолжает: «То, что было между тобой и твоим первым мужем, и то, что между вами осталось не-разрешено, я оставляю теперь вам. То, что я нес за тебя, я нес с любовью, но теперь это в прошлом. Хорошее место для меня — рядом с моим отцом».

Затем пациент говорит заместителю отца: «Дорогой папа, я — твой сын. Пожалуйста, прими меня сейчас еще раз как твоего сына». Заместитель отца хочет обнять пациента, но тот пока не свободен. Он снова смотрит на заместителя первого мужа матери и на мертвых. Видно, как трудно ему от них отделиться. Я снова следую за его движением и предлагаю ему сказать заместителю первого мужа матери: «Теперь я буду уважать тебя тем, что буду внимателен к себе».

Заместитель первого мужа чувствует сомнения пациента и заверяет: «Для меня это хорошо! Живи!»

После этих слов пациент позволяет отцу себя обнять.

Когда через год после этой терапевтической работы я снова встречаю пациента в расстановочной группе, он говорит, что сбросил 18 кг. Он благодарит за проделанную с ним год назад работу, я я прошу его записать впечатления, чтобы иметь возможность воспроизвести их здесь.

Дорогой Штефан,

я очень рад встретиться с тобой сегодня в гораздо лучшем состоянии здоровья, чем год назад. Я думаю, что могу без сомнений сказать, что расстановка, которую мы сделали год назад, немало способствовала этим позитивным переменам. Год назад я боролся с сильной депрессией. Сегодня я чувствую себя в этом отношении намного лучше, так как снова начал общаться с моими родителями и сейчас воспринимаю этот контакт как очень благотворный.

Как я уже сообщил тебе в разговоре, теперь у меня получается намного лучше обращаться с моей сексуальной зависимостью. Мои постоянные упреки самому себе из-за неспособности ей противостоять доводили меня до болезни, и я постоянно находился в порочном круге депрессии. Сейчас я понимаю, что моя сексома-ния не связана с алкоголизмом моего отца, и вместо того, чтобы возлагать на него ответственность за мою слабость, я вижу мои проблемы в значительно более широком контексте многих поколений моей семьи.

Если я сейчас встречаюсь для секса с другими женщинами, я делаю это с другим сознанием, кроме того, я вижу, что часть ответственности за это несет и моя жена с ее семейным фоном. Я чувствую, что сегодня у меня есть больший выбор, чтобы при моих потребностях оставаться в браке.

У меня произошло заметное улучшение по многим проблемным вопросам. Ситуация с диабетом стала намного стабильнее, у меня больше нет ощущения, что я хочу или должен скоро умереть. Как видишь, мне удалось сбросить вес. Где-то через два месяца после расстановки дочь сказала мне, что я стал менее депрессивным, а моя жена теперь намного лучше чувствует себя в моем присутствии. (Кто знает, может быть, она даже снова решится со мной спать.)

Мои планы на будущие таковы: я хочу попробовать реализовать мои способности как учителя, музыканта и певца в арттерапии. Я сейчас снова хожу в университет, сдаю психологию. Мне это очень нравится, и я думаю, что это мой путь в будущем.

Мне было полезно второй раз прийти на расстановочную группу в качестве участника. Я снова обнаружил важные для меня взаимосвязи.

Еще раз большое спасибо тебе за помощь в этот крайне тяжелый для меня период.

К.

Будучи идентифицированным с прежним партнером одного из родителей, на уровне души ребенок теряет обоих, так как сын, находясь в полиции возлюбленного для матери, становится соперником для отца, а дочь, замещая прежнюю партнершу отца, становится конкуренткой для матери. Если в семье рождаются только дочери или только сыновья, то возможны также идентификации с лицами противоположного пола. С освобождением от идентификации ребенку обычно удается возобновить и движение любви к родителям.

Мания

«Ты замещаешь для матери Адольфа Гитлера!»

(пациент с маниакально-депрессивным заболеванием)

Прямо перед началом работы расстановочной группы ко мне подходит участник, мужчина лет пятидесяти, и говорит: «Я постоянно впадаю в маниакальное состояние. Несколько лет назад я уже принимал участие в группе по семейным расстановкам. Во время работы группы у меня началась мания и по распоряжению ведущего меня в конечном итоге отвезли на «Скорой» в больницу». Он достает из кармана визитную карточку и кладет ее к моим бумагам со словами: «Это адрес моего психолога, он лечит меня уже много лет. Если я снова съеду в манию, прошу вас своевременно его известить. Он хорошо меня знает и умеет с этим обращаться. Я ни в коем случае не хочу в больницу!» Мне знакома фамилия местного психолога, и я спрашиваю пациента: «Он знает, что вы здесь?» Тот отвечает: «Это он посоветовал мне принять участие в семинаре!» Во время первого круга пациент сообщает, что у него пятеро детей от трех браков. В настоящее время он живет один и подумывает о том, чтобы уехать из страны. Его запрос - это его «психические проблемы», в связи с которыми он уже много лет находится на лечении. Он и его психолог уверены, что эти проблемы связаны с его отцом — старшим офицером СС и «убежденным нацистом». Когда я вижу, что он слишком углубляется, я перебиваю его и говорю, что пока сказанного достаточно. Несмотря на его слова и диагноз лечащего психолога, у меня складывается впечатление, что пациент в большей степени находится в сфере влияния матери, чем в сфере влияния отца.