Штефан Хаузнер - Даже если это будет стоить мне жизни! Системные расстановки в случае тяжёлых заболеваний и устойчивых симптомов

В перерывах я периодически на него поглядываю. При этом бросается в глаза, что в группе он общается исключительно с женщинами. Нельзя не заметить, как он с ними флиртует.

На следующее утро он первым вызывается на расстановку. Его несдержанность, несоблюдение дистанции и неподвижный взгляд вызывают опасение, что он на грани маниакального криза. Поэтому мне кажется, что лучше всего будет заняться им прямо сейчас, и я приглашаю его сесть рядом со мной. Он садится, широко расставив ноги и уперев руки в колени. Не обращая на меня никакого внимания, он смотрит на участников группы и с горящими глазами громко заявляет: «Так, теперь это мое шоу!» Я смотрю на него и спрашиваю: «И сколько оно уже продолжается?» Не удостоив меня вниманием прежде, теперь, чтобы лучше меня видеть, он немного отодвигается на стуле и внимательно меня разглядывает. Воспользовавшись его секундным удивлением, я продолжаю: «И куда оно ведет? И что из этого получается?» В конце концов он примирительно говорит: «Ладно, один-ноль в твою пользу!» Избегая дальнейших пререканий, я говорю: «Хорошо, сейчас мы расставим твою родительскую семью».

«У тебя есть братья или сестры?»

ПАЦИЕНТ: «Я — единственный ребенок в семье. У моего отца это второй брак. От первого брака у него есть сын. Но с моим сводным братом я не знаком. Что еще важно: мой отец - внебрачный ребенок, он не знает своего отца. Когда он родился, его мать была очень молодой, и она то ли не хотела, то ли не могла выйти замуж за того мужчину».

ТЕРАПЕВТ: «Что тебе известно про твоего деда?»

ПАЦИЕНТ: «Ничего! Только, что, возможно, он был еврей».

ТЕРАПЕВТ: «Хорошо, поставь заместителей для тебя, для твоего отца и для твоей матери».

П = пациент М = мать О = отец

В расстановке родительской семьи пациент — если смотреть по часовой стрелке — ставит себя на первое место.

Заместительница матери полностью ориентирована на сына. Заместитель отца стоит в стороне. Такое впечатление, что он занят своими делами и хорошо себя при этом чувствует. Этот образ говорит о том, что пациент замещает кого-то для своей матери.

Однако расспросы о событиях в семье или о прежних важных отношениях матери не дают информации, которая помогла бы нам продвинуться. Поэтому для начала я спрашиваю заместителей, как они себя чувствуют. Заместитель пациента говорит, что чувствует себя превосходно. У него такое ощущение, что он способен деревья из земли вырывать! Для заместительницы матери, как и ожидалось, значение имеет только сын, все остальное ее не интересует. Заместитель отца говорит, что ему тут нечего особенно сказать, он занят своими собственными делами.

В этом месте я, предосторожности ради, хочу проверить, какое влияние окажет на расстановку неизвестный дед, и прошу пациента поставить заместителя для отца его отца. Он ставит его за заместителем отца, что для них обоих очень приятно. На динамике между матерью и сыном это никак не сказывается. Тогда я снова обращаюсь к пациенту и говорю: «Складывается впечатление, что ты замещаешь кого-то для твоей матери!» Поскольку пациент смотрит на меня с выражением крайнего скепсиса, я объясняю более подробно: «Я подозреваю, что речь идет о прежнем партнере твоей матери». Он тут же возражает: «Когда мать познакомилась с отцом, ей было 17 и 21, когда появился я! Она любила моего отца больше всего на свете! Он был для нее единственным!» Это возражение меня пока не убеждает, я по-прежнему придерживаюсь своего предположения и прошу пациента: «Все-таки поставь кого-нибудь на всякий случай!»

Новый персонаж кардинально меняет картину расстановки. Заместительница матери с радостью поворачивается к новому заместителю. Заместитель пациента с облегчением поворачивается к своему отцу и деду.

Заместитель прежнего партнера матери стоит, широко расставив ноги, со скрещенными на груди руками и смотрит поверх голов. На мой вопрос, что он чувствует, он надменно отвечает: «Я не один из этих, мой мир — другой!»

Эта фраза оказывает разительное действие на пациента. Растерянно и очень внимательно он смотрит на этого человека. Ему требуется время, чтобы сориентироваться. В своей напряженной беспомощности он выглядит совершенно иначе, чем раньше.

ТЕРАПЕВТ: «В жизни твоей матери должен был быть мужчина, который был для нее важнее, чем твой отец!» Его взгляд напряженно блуждает от заместителя «партнера» матери к заместительнице матери и обратно. Вдруг его лицо просветляется, он с улыбкой смотрит на меня и говорит: «Точно! В принципе для моей матери существовал только один мужчина. Это был Адольф Гитлер!»

ТЕРАПЕВТ: «Знаешь, кого ты замещаешь для матери? Знаешь, с кем ты идентифицирован? С Адольфом Гитлером!»

Улыбка застывает у него на лице, и он пораженно кивает.

Я даю ему время освоиться с этим открытием. По тому, как спадает его телесное напряжение, чувствуется, что процесс интеграции постепенно завершается. Я беру его за руку и подвожу к заместителю отца. Он долго на него смотрит, начинает плакать и кладет голову ему на плечо. Я даю ему побыть там столько, сколько он хочет, и еще предлагаю ему сказать заместителю отца такие слова: «Дорогой папа! Хорошее место для меня — рядом с тобой. Пожалуйста, держи меня!» Они еще раз долго обнимаются.

Через четыре недели мне звонит психолог этого пациента. Он благодарит меня за работу и сообщает, что все время после расстановки пациент чувствовал себя очень хорошо.

Примерно через три года я встречаю этого пациента снова. Он пришел на группу, чтобы разобраться с какой-то темой, связанной с одним из его взрослых сыновей. По его словам, с момента расстановки он чувствует себя намного лучше и маниакальных фаз у него больше не было.

Впоследствии ему было непросто принять свое движение любви к отцу. Из-за его эсэсовского прошлого он всю жизнь его презирал. Однако при поддержке психолога ему все-таки удалось принять отца как отца и оставить ему его вину и преступное прошлое.

Многим детям бывает трудно уважать своих родителей, поскольку они смотрят на их человеческие качества или поступки. Однако такой взгляд сфокусирован и ограничен. Само по себе родительство намного больше. Прийти к уважению удается, если смотреть на родителей в целом и дальше — на их семью и судьбу.

Такая позиция приводит к благотворному почтению и смирению и противодействует гибельной потребности нести что-то за них.

Уйти вместо кого-то:

«Я остаюсь, и я буду рад / я буду рада, если ты тоже останешься»

(дочь, страдающая анорексией)

20-летняя девушка уже пять лет страдает тяжелой анорексией. На данный момент она весит около 28 килограммов, и ей постоянно требуется поддержка отца, поскольку у нее не всегда хватает сил, чтобы передвигаться самостоятельно. По совету лечащего семью гомеопата отец, мать и больная дочь вместе принимают участие в расстановочной группе.