Игорь Красавин - Techne. Сборка сообщества

Поэтому параллельно будут развиваться другие интеграционные проекты, в ходе которых государства начнут растворяться, а объединенные политические и экономические тела – раздуваться. США, оправившись от прошлых поражений, сами вполне смогут выступить в качестве инициатора институциональной интеграции с Канадой, Мексикой и странами западного побережья Латинской Америки, не поступаясь властью с остальными объединениями. Однако не менее вероятно, что Канада сочтет интеграцию с ЕС более привлекательной, чем с США и Мексикой. Для стран Латинской Америки возможности объединения в рамках Американского континента будут иметь немало положительных моментов, особенно если учесть, что впервые в своей истории эти сообщества смогут вести независимую политику, без оглядки на США и Европу. Таким образом, в Северной и Южной Америках смогут появиться как минимум два надгосударственных блока, усиливая местные сообщества в их отношениях с Евразией.

В Восточной и Юго-Восточной Азии появление такого интеграционного блока будет более чем вероятным. Сейчас опасения перед доминированием КНР и недостаточная капитализация местных рынков сдерживают взаимную интеграцию государств. В будущем, скорее всего, страны АСЕАН, опасаясь давления Пекина и поддерживаемые США, инициируют процесс наднациональной интеграции, уравновешивая таким образом китайскую мощь. Но с ростом по всей Азии и разрешением политико-экономических противоречий страны ЮВА и Китай смогут создать такое объединение, где будет проживать половина мирового населения, а величина капиталов и объем власти деловых и политических организаций позволят не только удерживать влияние Восточной Азии на глобальный капитализм, но и претендовать на глобальную гегемонию.

К концу XXI в. эти и другие надгосударственные объединения получат свое законченное оформление. Как и в начале столетия, это будет волнительный процесс, сопровождающийся ростом частных финансов, частыми экономическими колебаниями и политическими кризисами. Но, зафиксировав новую глобальную структуру отношений, сообщества испытают очередной виток роста, который к концу XXII столетия неумолимо стянет континентальные государственные объединения воедино. Вряд ли этот процесс запустит немедленное смешение языков и массовую миграцию: как показывает история, сообщества достаточно консервативны и даже в общих институциональных объединениях не склонны к массовому съезду с места: для настоящего смешения народов необходим достаточно продолжительный временной промежуток.

Так образуется мировая бюрократически-олигархическая империя, которая будет перманентно трансформироваться вследствие интересов частных лиц, обладающих властью и капиталом. В данном случае централизованная бюрократическая империя, как свидетельствует исторический опыт, более эффективна в поддержании мелких и средних участников рынка, не позволяя крупным монополизировать отрасли, предложение капитала и политическое влияние. Частный капитализм, однако, в длительной перспективе оказывается более устойчивым, поскольку использует пределы роста для собственной трансформации, тогда как централизованное государство без самоорганизации частных лиц беспомощно. Так что дрейф отношений частных лиц и организаций будет регулярно производить смещение институциональных структур, открывая в государствах «окна» для перехода капитала и власти в новые формы и территории человеческих сообществ.

Обычные действия любых властителей основываются на представлении власти чем-то вроде гомогенного господства, которое разворачивается в статичном обществе. Даже соглашаясь со множеством измерений, свойств и имен власти, люди обычно верят в то, что смогут сохранить ее при любых переменах отношений. Лишь внезапная очевидность неотвратимой потери убеждает в обратном. За этим стоит неявная проблема времени, в котором разворачиваются любые отношения. Неявным время делает иллюзия субъекта – им себя считает любой властвующий индивид, правящая группа или организация.

Краткосрочная успешность поддерживает доминирующую позицию, что делает учет интересов других участников нерациональным, однако на длительном отрезке времени отношения никогда не бывают статичными. Как следствие, позиция субъекта невозможна, поскольку эффект и субъектность власти рождаются не субъектом, а сборкой отношений. Таким образом, любая власть является не более чем стратегией, и эта стратегия всегда взаимна: окружающие до тех пор поддерживают лидера, пока их к тому принуждают обстоятельства, но стоит наступить переменам, и герой превращается в ничтожество.

Как правило, никто из участников не замечает изменений, а заметив, оказывается не в состоянии им противостоять. Если власть является стратегией, то есть управлением временем, то заключается она в организации отношений, которые формируют метастабильное пространство. Гегемония пытается ответить на динамику отношений, из зависимости получая поддержку, но она не завладевает процессами коммуникации. Поскольку время неустранимо, то адекватной реакцией является способность к собственному изменению сообразно не только своим интересам, но и интересам окружающих участников. В таком случае они не будут ждать, когда гегемон выдохнется, а постараются поддерживать его как можно дольше. Но это в теории, на практике субъектность власти и динамику изменений удается совместить лишь временно, под давлением обстоятельств.

Попытки присвоения коммуникации сообществ от имени и в интересах отдельной группы или организации, будь то этнос, класс, государство или некоторые индивиды, всегда были неудачны, поскольку неверными были и цель, и путь ее достижения. Каждый из новых «героев» истории приписывает себе суверенитет своих действий, полагая, что успехи прошлого будут бесконечно повторяться в будущем. Однако временный характер любой институциональной организации и центрации власти убеждает в обратном. Динамика событий алеаторна: хотя организация социальных процессов растянута во времени (и в этом смысле события появляются не из ниоткуда, но всегда предопределены структурой не всегда известных нам отношений), для единичных участников события внезапны, а если ожидаемы, то неустранимы. Если действия участника совпадают с комбинацией окружающих отношений, она вытягивает локальное событие на уровень общей организации, питая его пассионарностью и успехом. Это момент, когда эффект слов и действий, пустых и банальных в другом контексте, увеличивается, как под лупой, и предстает значительным, объединяя множества в единое целое. Как противоположность – ситуация, в которой совпадение отрицательно и обращает общую структуру отношений против участника или события, что приводит к их поражению, и в виде не локальной неудачи, а разрушительной катастрофы.