ЗНАНИЕ-СИЛА, 2000 №01

Действительно, как необычайно хрупко и зыбко то равновесие в Природе, что установилось благодаря действию физических констант! Малейшего их изменения было бы достаточно, чтобы во всей бескрайней Вселенной не зародилось ни одного живого организма и уж тем паче ни одного разумного существа, способного эти спасительные для него законы природы открыть и надлежащим образом их сформулировать.

Подсчитано, что вероятность появления Вселенной, в которой может зародиться жизнь, равна — перейдем от змоций к холодным цифрам — 1: 10 229 . Перед такой непостижимой цифрой меркнут любые эмоции. И все-таки эта «невозможная» Вселенная — даже цифры отказываются подтверждать ее бытие! — существует. По какой-то удивительной приходи судьбы (точность ее действий невероятна!) каждая из физических констант в нашей Вселенной получила единственно возможное значение. И — как следствие этой череды нужных совпадений — родилась жизнь!

«Если бы мы взялись подбирать физические константы, нажимая на клавиши в произвольном порядке, — рассуждает австралийский физик Пол Дэвис, — мы убедились бы, что почти во всех сотворенных нами мирах жизнь не могла бы зародиться». «Возникаетощущение, что Вселенная создавалась именно с расчетом на то, что в ней появятся разумные формы жизни», — замечает астрофизик Мартин Рис из Кембриджского университета. Итак, обитаемую Вселенную может сотворить лишь Божественный промысел?

Вовсе нет! В мире вечных флуктуаций Бог как раз и не нужен. «Новые Вселенные рождаются постоянно, — говорит немецкий физик Вольфганг Вильд, — точно так же, как в кипящем супе вновь и вновь образуются пузыри». Вот в таком же котле, расположенном где-то за пределами нашего мироздания, вновь и вновь, как пузыри, всплывают Вселенные.

Большой Взрыв повторяется постоянно. Вселенная, приютившая человечество, вовсе не уникальна. Она — всего лишь случайное «попадание в десятку». Точно так же в десятку может попасть и слепец, не знающий, в какой стороне вывешена мишень, не видящий ее и даже не умеющий обращаться с пистолетом. Нескольких миллиардов лет ему вполне хватит, чтобы блеснуть «отменной точностью».

Почти все остальные Вселенные, сколько бы их ни рождалось, — очевидно, промахи, досадные порождения «принципа случайности». Космические выкидыши, не способные плодоносить. Эти неудачи остались никем не замечены, потому что все эти Вселенные, ежели они еще существуют, по- прежнему совершенно необитаемы. И потому никто не может оценить, насколько же неблагоприятны условия жизни в них, в этих бесконечных пустынях. Иными словами, человечеству потрясающе повезло: мы вытащили самый крупный выигрыш в космической лотерее.

Рассуждая о множестве универсумов, то бишь о «Мультиверсуме», можно допускать самые смелые теоретические спекуляции, полагает Линде. Вероятно, в других мирах если и возникают какие-то формы жизни, то совсем иные, нежели те, что зародились в нашей «колыбели человечества». «Единственная проблема в том, что мы не способны заглянуть в другие Вселенные, самым фактом своего рождения отгороженные от нас. Мы не можем наблюдать за ними, и эта невозможность удручает любого ученого».

Все эти Универсумы мы не вправе даже назвать «существующими по соседству друг с другом» или «существующими в одно и то же время» — ведь подобные понятия предполагают наличие хоть какой-то взаимосвязи между ними. Жители двух разных мирозданий, считают большинство ученых, не способны обнаружить друг друга. Непространство, разделяющее две различные Вселенные, являет собой непреодолимый барьер. И всякая эмпирика туг неуместна.

Как же прикажете относиться к научной теории, не поддающейся проверке фактами? Отнести ее к области мифов? «Беда не в том, что подобные теории ошибочны, — говорит один из критиков, — а в том, что они недоказуемы». Между ними и истиной лежит непреодолимая Пустота. Вселенные, если и рождаются, как цыплята по весне, то их от наших умов и взоров скрывает Ничто, и заглянуть за это Ничто, считая и меряя чужие Вселенные, как свою, нам не дано.

«Пока» не дано. «Сегодня космология основывается на абсолютно умозрительной фундаментальной физике, пока что не поддающейся никакой экспериментальной проверке» (Линде). Но все может измениться, считает стэнфордско-московский ученый. Он-то как раз сохраняет оптимизм и надеется, что мы сумеем проникнуть в тайны других мирозданий. Линде возлагает большие надежды на спутник, который будет запущен в 2006 году для измерения фонового реликтового излучения — этого «отголоска Большого Взрыва». Речь идет об улучшенном варианте спутника «СОВЕ», отличающемся недостижимой до сих пор точностью. И тогда, быть может, на самом краю нашего мироздания, мы заметим признаки существования других Вселенных.

«Конечно, вся моя космология — это метафизика, — с улыбкой говорит Линде. — Но хорошая метафизика». Во всяком случае, его теория, описывающая Большой Взрыв как заурядное явление («одно в череде подобных») и сравнивающая Вакуум с конвейером, штампующим Вселенные как фурнитуру, никоим образом не противоречит законам мироздания. «Которого из них? — спросит внимательный читатель. — Первого? Второго? Миллионного?»

Теорию Линде тоже можно назвать «одной в череде подобных». Философы, богословы, физики вновь и вновь пытаются объяснить то уникальное «стечение обстоятельств», вследствие которого зародилась жизнь.

Одни приписывают ее появление трудам Господа Бога, кроившего и тачавшего Универсум по мерке, снятой с несотворенного Адама. Другие с горделивой похвальбой заявляют, что вся зта космическая бутафория, с небом над головой. Солнцем в правом углу задника и звездочками на дальнем плане, сооружена именно для того, чтобы на ее фоне блистал своими делами Человек, «орудие всемирного разрушения».

Можно пойти иным путем и не осложнять чертеж необъяснимого бытия такой же непостижимой фигурой его Творца и, доверяясь математике больше, чем благодати, установить в Пустоте конвейер, штампующий Вселенные вкривь и вкось, но иногда мастерящий «изрядно премилую вещицу». Можно, наконец, соединяя биологию, астрофизику и математику, объяснять зто «чудо из чудес»… естественным отбором.

Так поступил профессор Пенсильванского университета Ли Смолин. Действительно, трудности, возникшие в космологии, напоминают те самые проблемы, над решением которых биологи бились всего полтора века назад, пока Чарлз Дарвин не сформулировал свою теорию эволюции. До него ученые с удивлением взирали на то, как различные животные приспособлены к жизни в той или иной обстановке, и, размышляя над этим фактом, приходили к очевидным, казалось бы, выводам: либо их кто-то (Господь Демиург!) специально творил («Рыбы, да жить вам в воде! Птицы, да лететь вам по небу!»), либо этим животным была имманентно присуща некая цель («Все виды изменяются в результате внутреннего стремления к совершенствованию»).