Ойген Бём-Баверк - Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ)

Если поэтому словам «употребление» и «пользование» не придавать значения, которое в одинаковой степени противоречит как разговорной речи и жизни, так и представлениям практики и науки, то валовое пользование и есть настоящее пользование. Однако если согласиться, что двух пользований существовать не может, и валовое пользование можно считать законным носителем понятия пользования, то сам по себе вытекает вывод против понятия чистого пользования теоретиков пользования.

Но оставим все это в стороне и остановимся на следующем. Будет ли валовое пользование настоящим пользованием или нет, все же чем-либо оно несомненно должно быть. И чистое пользование должно также представлять собой что-либо, как этого хотят теоретики пользования. Эти две величины, раз они действительно существуют, должны находиться в известном соотношении. Чистое пользование или должно составлять часть валового, или же не должно: ничего третьего быть не может. Присмотримся ближе к этим двум величинам. Если мы будем рассматривать длящиеся блага, то нам может показаться, будто чистое пользование является частью валового; в самом деле, раз вознаграждение первого, чистый процент, заключается в вознаграждении второго, валовом проценте, то следует ожидать, что и первый предмет покупки должен заключаться во втором, быть частью последнего; такого мнения придерживаются также сами теоретики пользования, так как они разделяют валовое пользование на сумму: чистое пользование + частичное восстановление капитала. Обратимся, однако, к потребляемым благам. Чистый процент я плачу здесь не за потребление, потому что я вместо потребляемого чужого блага немедленно же возвращаю заменимый эквивалент и поэтому не должен платить никакого процента. Я плачу таковой только за отсрочку возвращения эквивалента, следовательно, за что-то, что не заключается в потреблении, этом наиболее интенсивном валовом пользовании, а находится совершенно вне последнего. Следовательно, чистое пользование одновременно является частью и нечастью валового пользования? Как объяснят теоретики пользования это противоречие?

Я мог бы еще привести много загадок и противоречий, к которым ведет признание самостоятельного чистого пользования. Я мог бы, например, спросить теоретиков пользования, что я должен понимать под десятилетним пользованием или десятилетним употреблением бутылки вина, которую я выпил в первый день первого года? Существовать ведь оно должно, так как я могу его купить или продать при помощи договора, заключенного на десять лет! Я мог бы указать на то, как странно, даже, можно сказать, смешно предположение, что благо в тот момент, когда оно, вследствие совершенного, исчерпывающего таковое потребления, фактически перестает приносить пользу, должно только как раз начать отдавать постоянное пользование; что должник, который возвращает одолженную бутылку вина по истечении одного года, потребляет меньше, чем тот, который возвращает ее по истечении десяти лет, так как первый потребил бутылку вина и годовое пользование, а второй бутылку вина и десятилетнее пользование, между тем как совершенно ясно, что оба они извлекли из бутылки вина одинаковую пользу, и что раньше или позже наступившая необходимость возвратить другую бутылку вина не имеет ничего общего с меньшей или большей длительностью объективных пользований первой бутылкой и т. д. и т. д. Я полагаю, что я сказал уже больше, чем нужно для доказательства.

Резюмируем.

Я считаю доказанными три факта:

Во-первых, я считаю доказанным, что сущность благ как вещественных носителей полезных сил природы исключает возможность всякого «пользования», которое не заключалось бы в деятельности полезных сил природы, присущих таковым, которое, следовательно, не было бы тождественным с «полезными услугами » благ, являющихся основой не чистого, а валового процента, или же, у благ потребляемых, — всей ценности капитала.

Во-вторых, я считаю доказанным, что все попытки теоретиков пользования демонстрировать существование или возможность существования чистого пользования, отличного от «полезных услуг», ошибочны или основаны на недоразумении; и

в-третьих, я считаю доказанным, что признание постулируемого теоретиками пользования чистого пользования по необходимости ведет к нелепым и противоречивым следствиям.

Ввиду этого я считаю себя вправе утверждать, что то чистое пользование, на существовании которого теоретики пользования направления Сэя—Германна основывают свое объяснение процента на капитал, в действительности не существует и что оно скорее является продуктом вводящей в заблуждение фикции.

Но каким же образом вообще появилась в нашей науке эта странная фикция? Каким образом ее стали смешивать с действительностью? Я еще отвечу вкратце на эти исторические вопросы, надеясь этим рассеять последние сомнения и дать правильную переоценку того предрассудка, который можно было извлечь из давнишней победы теории Сальмазия.

Мы имеем здесь дело с одним из тех не особенно редких случаев, в которых фикция, возникшая на юридической почве и употребляемая первоначально для практических юридических целей с полным сознанием ее фиктивной природы, переносится в область народного хозяйства, причем по пути теряется сознание ее фиктивности. Юриспруденция всегда чувствовала сильную потребность в фикциях. Для того чтобы небольшого числа простых юридических правил было достаточно для всей разнообразной действительности правовой жизни, часто чувствовалась необходимость при помощи фикции совершенно отождествлять один случай с другими, которые по существу совершенно с ними не тождественны, но которые могут быть на практике целесообразно рассматриваемы как таковые. Так появились «formulae fictitiae» римского гражданского процесса, таковы юридические лица, таковы «res incorporales» и бесчисленное множество других фикций науки о праве.

Иногда случалось, что пустившая глубокие корни фикция в конце концов обращалась в серьезно признаваемую догму; раз в продолжение столетия привыкли обращаться в теории и практике с предметом так, как будто он действительно существенно тождествен с другим предметом, то, при благоприятных обстоятельствах, можно было в конце концов совершенно забыть, что все это только фикция. Так обстояло дело — я это уже констатировал — с «res incorporales» римского права, так обстояло также дело и с самостоятельным пользованием потребляемых и заменимых благ. И теперь еще можно шаг за шагом проследить тот путь, по которому произошло преобразование фикции в догму.

Существуют блага, индивидуальность которых не имеет никакого значения, которые принимаются во внимание только в зависимости от их общей природы и количества, «quae pondere numero mensura consistunt». Это так называемые заменимые вещи. Так как их индивидуальность не имеет никакого значения, то «заменяющие» блага могут вполне занять место «заменяемых» и рассматриваться, как тождественные с ними для известных целей практической правовой жизни. В особенности это кажется нам естественным в таких юридических сделках, в которых речь идет о предоставлении и возвращении заменимых благ. В таких операциях кажется естественным рассматривать возвращение одинакового количества иных заменимых благ, как возвращение тех же благ; другими словами, прибегать к фикции тождественности передаваемых и возвращаемых заменимых благ.