Ойген Бём-Баверк - Избранные труды о ценности, проценте и капитале (Капитал и процент т. 1, Основы теории ценности хозяйственных благ)

Не так обстоит дело с жертвой «труд». В труде с хозяйственной точки зрения следует различать две стороны. С одной стороны (как это понимает большинство людей), он представляет собою напряжение, соединенное с положительным страданием, с другой стороны, он представляет собою средство для достижения самых разнообразных целей. Кто, следовательно, затрачивает труд для определенной полезной цели, тот, с одной стороны, приносит положительную жертву, выражающуюся в страдании, а с другой — отрицательную жертву в виде тех других целей, которых можно было бы достигнуть при помощи того же труда. Теперь вопрос заключается в том, каким образом можно правильно определить величину жертвы, принесенной для конкретной полезной цели.

Нужно принять во внимание ту степень наслаждения или страдания, которую мы ощущали бы, если бы мы затратили труд не для нашей конкретной полезной цели, а для какой-либо другой рациональной цели. Разность, очевидно, представляет собою ту потерю благополучия, которой нам стоила наша полезная цель. Если мы будем руководствоваться этим методом определения разности в различных случаях, то мы легко убедимся, что жертва, приносимая в виде затраты труда, измеряется или положительными страданиями, или же отрицательной потерей наслаждения, но никогда не тем и другим одновременно.

Все сводится к тому, можем ли мы при помощи рабочего дня, затраченного на какую-либо иную цель, достичь наслаждения, которое превышало бы то страдание, которое причиняет нам труд одного рабочего дня, или нет. Допустим, что мы осязаем тяжесть рабочего дня в виде страдания, величину которого можно обозначить относительным числом 10, мы фактически тратим рабочий день на ловлю трех рыб, которые доставляют нам наслаждение, соответствующее относительному числу 15; и если мы желаем узнать величину жертвы, которой стоит нам приобретение трех рыб, то мы должны решить, имеем ли мы возможность при помощи того же рабочего дня приобрести другое наслаждение, превышающее относительное число 10, или же нет, если мы не затратим этого времени на ловлю рыб. Если мы не имеем этой возможности, то, очевидно, мы предпочтем совсем ничего не делать. Стоимость наших трех рыб в данном случае определяется тяжестью труда, выраженной числом 10, которой мы себя подвергаем из-за рыб и которой мы не подвергали бы себя в противном случае. О потере других наслаждений здесь не может быть и речи, так как мы вообще не имели возможности приобрести таковые. Если же мы имеем возможность и помимо рыбной ловли при помощи одного рабочего дня приобрести наслаждение, превышающее относительное число 10, если, например, мы имеем возможность при помощи одного дня охоты приобрести трех зайцев ценностью в 12, то мы, конечно, ни в коем случае не сидели бы сложа руки, не ловили бы рыб, а отправились бы на охоту. Действительную стоимость наших рыб представляет собою теперь не положительная тяжесть труда, выраженная числом 10 — ибо от такового мы вообще не отказались бы, — а выраженная числом 12 отрицательная потеря наслаждения благами, которое мы имели возможность приобрести. Но, конечно, потерю наслаждения и тяжесть труда мы не имеем права принимать в расчет одновременно: если, с одной стороны, верно, что, отказавшись от рыбной ловли, мы не могли бы избегнуть тяжести труда, если бы хотели приобрести наслаждение дичью, то, с другой стороны, неверно, что, отправляясь на рыбную ловлю, мы благодаря таковой лишились бы обеих выгод.

На основании сказанного мы можем вывести одно общее правило, которое довольно часто и с уверенностью применяется в практической жизни и которое может быть формулировано в следующих словах: если мы затрачиваем труд для известной полезной цели, то принесенная жертва всегда определяется на основании того из двух соответственных лишений благополучия, которое превышает по величине другое, — на основании тяжести труда, если было невозможно приобретение какого-либо другого, более сильного наслаждения, на основании последнего, если оно было возможно, но никогда на основании того и другого одновременно. Так как в современной хозяйственной жизни для большинства людей обыкновенно существует не только возможность, но и необходимость применять свой труд в целях приобретения, то первый из двух упомянутых случаев имеет место лишь сравнительно редко и в исключительных случаях: следовательно, в настоящее время мы в громадном большинстве случаев определяем жертву труда не на основании тяжести такового, а на основании упущенной выгоды 537 .

Теперь я достиг, наконец, той области, в которой можно доказать действительное влияние момента времени на величину жертвы. Не подлежит никакому сомнению, что мы, при прочих одинаковых обстоятельствах, предпочитаем настоящее потребление будущему — я здесь не буду касаться того, почему это так. Если поэтому выбор между затратой средства удовлетворения, например, труда, для удовлетворения настоящей потребности и затратой такового для удовлетворения будущей потребности будет зависеть от нас, то привлекательность немедленного потребления не позволит нам остановиться на будущих выгодах. А если мы все-таки отдадим предпочтение последним, то, ввиду того, что мы измеряем величину соответствующей жертвы по величине упущенной пользы, привлекательность настоящего, присущая таковой, окажет свое влияние, и жертва будет казаться нам более тяжелой, чем она нам казалась бы в противном случае. Второй жертвы мы здесь не приносим. Выбираем ли мы одну из двух настоящих выгод или одну из двух будущих, или выбираем ли мы между настоящей и будущей выгодой, — мы всегда приносим только одну жертву — труд. Но так как, согласно сказанному, мы по общему правилу измеряем величину жертвы по величине упущенной выгоды, то при этой оценке мы принимаем во внимание и привлекательность более раннего удовлетворения, которая способствует тому, что эта одна жертва оценивается выше. Таково действительное положение вещей, которое, однако, Сениор изложил ошибочно в своей теории 538 .

Я попрошу у читателя извинения в том, что я посвятил так много места этим отвлеченным рассуждениям. Но эти рассуждения представляют собою самый важный теоретический аргумент против учения, заслуживающего серьезного внимания, учения, которое до сих пор часто отрицали, но которого, на мой взгляд, никто еще не опроверг; что же касается меня, то я считаю меньшей погрешностью слишком уже подробное исследование какого-либо положения до произнесения приговора, чем осуждение без всякого исследования.

Теория воздержания Сениора приобрела большую популярность среди экономистов, сочувствующих проценту, но не столько, кажется, по причине ее относительных теоретических достоинств, сколько потому, что она шла навстречу потребностям времени, нуждавшегося в опоре для подвергающегося жестоким нападениям процента на капитал. Я прихожу к этому заключению на основании того своеобразного обстоятельства, что громадное большинство позднейших представителей этой теории не признавало ее в чистом виде, а соединяло только эклектически элементы теории воздержания с другими теориями, сочувствующими проценту. Этот факт указывает, с одной стороны, на известное пренебрежение строго теоретическим моментом, который грубо нарушался пестрым накоплением противоречивых объяснений, и, с другой стороны, на предпочтение, отдаваемое практически — политической точке зрения, для которой было желательно выставление как можно большего числа аргументов в пользу законности процента, будь это даже в ущерб теоретическому единству и последовательности.