Мария Элькина - Архитектура. Как ее понимать. Эволюция зданий от неолита до наших дней

В ее декоре сочетаются вещи как будто бы разного порядка. С одной стороны, красива сама ее конструкция, с другой – каркас позволил заполнять стены изображениями, витражами и скульптурой на фасадах. С них на нас смотрят святые, короли, ангелы и инфернальные существа. Общего у аркбутана или нервюры и фигурки химеры, вымышленного существа, то, что оба они, в отличие от элементов архитектурного ордера, не являются абстракцией, а потому обращаются непосредственно к воображению. Вероятно, сегодня мы не разглядим в соборе в Руане и доли того, что современники его строительства, но и мы ощущаем повествовательную живость в его избыточности.

Реймсский собор, 2009, Тушь, карандаш, бумага

Гаргуйли – выступы из крыши для водоотвода. Еще в древних Египте, Греции и Риме их делали скульптурными, в виде фигурок животных или людей, но прославились гаргуйли благодаря готическим соборам, в которых они часто принимали форму фантасмагорических существ. Само слово «гаргуйль» часто воспринимается как обозначение какой-нибудь выдуманной твари. В действительности самые известные обитатели фасадов Реймсского собора – химеры. Энциклопедически образованный писатель Хорхе Луис Борхес составил «Книгу вымышленных существ» [17] Борхес Х. -Л. Книга вымышленных существ. М.: Азбука-классика, 1999. , где подробно химеру описал:

«Первое упоминание о Химере находится в 6-й песне „Илиады“. Там написано, что она была божественного происхождения – перед льва, туловище козы, хвост змеи; она изрыгала из пасти огонь, и убил ее, как и было предсказано богами, красавец Беллерофонт, сын Главка» [18] Там же. .

Средневековые мастера сумели создать хоть и не следующий строго аутентичной иконографии, зато невероятно живой образ химер, так что они до сих пор, хоть и не пугают, погружают в атмосферу легенд и сказок. Сегодня само слово «химера» означает нечто надуманное.

«Слишком она гетерогенна: лев, коза и змея (в некоторых текстах дракон) сопротивлялись, не желая образовать одно животное. Со временем Химера превращается в понятие химерического . Нескладный образ исчезает, а слово остается для обозначения невозможного» [19] Там же. , – подытоживает Борхес.

Собор Санта-Мария-дель-Фьоре, Флоренция, 2011. Сепия, тушь, бумага

Флоренция эпохи Возрождения была чем-то вроде художественного инновационного центра. Каждое из трех облицованных мрамором зданий на пьяцца дель Дуомо – веха в истории мировой архитектуры. Составленные вместе, они напоминают о важной и часто забываемой роли в ней цвета.

Восьмиугольный баптистерий, самый старый памятник во Флоренции и образец еще романского стиля, строился с 1059 по 1128 год. Колокольня рядом с ним спроектирована Джотто ди Бондоне на самой заре Ренессанса. Башня чуть расширяется кверху: будь она правильной формы, нам бы казалось – во всяком случае, согласно законам линейной перспективы, – что колокольня сужается.

Наконец, третье здание на площади – собор Санта-Мария-дель-Фьоре, увенчанный высоким куполом Филиппо Брунеллески.

Человек, ничего не знающий о зданиях на пьяцца дель Дуомо и впервые попавший сюда, может счесть, что они являются частью ансамбля, созданного единовременно. Причина в том, что все постройки покрыты камнем трех цветов. Сочетание белого мрамора из Каррары, темно-зеленого из Прато и темно-красного из Сиены само по себе является стилем, определившим лицо Флоренции не меньше, чем гении эпохи Возрождения. Какие-то из сооружений, как колокольня, получили облицовку еще в процессе строительства; на главном фасаде собора Санта-Мария-дель-Фьоре она стала позднейшим дополнением.

Многие из древних памятников, которые мы принимаем за эталон хорошего вкуса – храмы Древнего Египта или Парфенон, – дошли до нас, утратив за века свою когда-то броскую раскраску. Вероятно, именно это обстоятельство подталкивает к тому, чтобы ассоциировать величие с монохромностью и сторониться ярких цветов.

Чикаго, 2010. Карандаш, бумага

Нью-Йорк и Чикаго, великие города прошлого века, создали невеликие архитекторы, чьи имена, за редким исключением, мы едва помним. Америка 100 лет назад все еще казалась культурной провинцией по отношению к Европе, где зарождались и развивались смелые авангардные идеи.

Появление небоскребов стало результатом экономического бума и вызванного им роста цен на землю. Не менее прагматичные соображения, видимо, определяли и способы украшения поверхности стен гигантских зданий – они стремились к броской внушительности, использовали любые мотивы, способные занимать воображение, стилизации хоть готических соборов, хоть древнеегипетских рельефов. Такой как будто бы разрыв между современной, ни на что не похожей структурой и конвенциональным отношением к украшениям пуристам мог видеться несоответствием, заигрыванием с простоватыми вкусами коммерсантов.

Если в декоре небоскребов 1920-х годов и была наивность, то это была наивность молодой цивилизации, способной создавать новые легенды. Осязаемость стен, их насыщенность орнаментом стала одной из узнаваемых черт эпохи.

Здание Дома культуры им. Зуева, Москва, 2016. Уголь, бумага

Клуб им. Зуева – шедевр советского архитектора-конструктивиста Ильи Голосова. Само слово «конструктивизм» намекает на процесс создания формы через сочленение фигур или объемов, но вовсе не подразумевает отказ от эффектности или хотя бы иллюзорности. Наоборот, советский конструктивизм открыл свежие возможности для того и другого, считал себя новой эстетикой по крайней мере не меньше, чем новой этикой.

Сопоставление традиционного параллелепипеда здания с цилиндром – любимый трюк Ильи Голосова, который в клубе Зуева наконец-то полностью удался после менее удачных попыток. Симметричный и прозрачный объем создает резкий контраст с основными стенами с их более плотной текстурой и сложным ритмом деталей. Голосов еще больше усиливает ощущение непривычности, заставляя цилиндр визуально как будто бы пробивать крышу.