Мария Элькина - Архитектура. Как ее понимать. Эволюция зданий от неолита до наших дней

Промышленные центры, предлагавшие работу на многочисленных фабриках, оказались не в состоянии обеспечить достойные условия жизни для большинства. Мрачные описания Лондона Чарльзом Диккенсом и Петербурга – Достоевским близки к действительности. По большому счету для мира возникшая тогда проблема не решена до сих пор, но XX век предложил по крайней мере две модели, которые могли бы помочь с ней справиться.

Самый очевидный способ разместить много людей на сравнительно небольшой территории – увеличение этажности. Дело не в новой эстетике. Виды, подобные манхэттенскому, состоящие из довольно плотно расположенных монотонных простых вертикалей, как мы видели, можно было обнаружить в Италии задолго до открытия Америки. Небоскребы означали, кроме всего прочего, увеличение плотности.

Рост городов вверх предполагал, что должна принципиально измениться система передвижений. Или дороги должны были стать слишком широкими, что и произошло много где, или… Очевидной альтернативой расширения проезжей части казалось использование подземных и надземных пространств.

Впервые в виде теории идея о разделении потоков транспорта и пешеходов высказана довольно давно, еще Леонардо да Винчи. Практически это произошло еще раньше в Венеции, где по улицам невозможно передвигаться иначе как пешком, а транспортными артериями стали каналы. В 1910-е годы многоуровневый город будущего появляется в фантазиях итальянца Антонио Сант-Элиа. В 1920-е годы, когда ударными темпами строился Нью-Йорк, Харви Вили Корбетт предложил отдать глубокие подземные уровни поездам, тоннель под проезжей частью предназначить для быстрого движения автомобилей, уровень земли оставить для городских поездок, а для пешеходов соорудить аркады вдоль зданий на уровне второго этажа и соединить их мостами.

На Манхэттене на такой шаг не пошли, а в последние годы и вовсе ограничили движение личных машин, но вот в городах Азии предсказание Корбетта сбылось. Многие из них превратились в настоящие лабиринты, где вы можете даже и не чувствовать, какой уровень следует считать условно «нулевым».

Сегодня архитекторы и инженеры пророчат пришествие «вертикального города», где передвижение вверх или вниз будет таким же естественным и необходимым, как в разных направлениях по поверхности.

И все-таки чаще происходит рост города вширь. Большие однообразные кварталы бетонных многоквартирных домов, разделенные просторными автомобильными дорогами, простирающиеся на километры и километры. Такой тип районов, встречающийся на всех континентах и почти во всех странах, везде похожий сам на себя, был изобретен как «лекарство от всех болезней». Архитекторы искали рациональный выход для бедного населения, живущего в недостатке пространства, света и коммуникаций.

Редкий путешественник с любопытством посмотрит на то, что в итоге получилось из их лучших устремлений, однако благородство намерения и хотя бы отчасти достигнутая цель создания более справедливого города многое оправдывают.

В архитектуре довольно рано увидели социальный инструмент. Витрувий в первом известном учебнике по профессии описывает, как устройство разных типов зданий должно соответствовать потребностям общества: каким должен быть храм, какими – бани, каким – дом патриция и так далее. Идея социального жилья впервые встречается еще в заметках Леонардо да Винчи, но только в XX веке она становится важнее чуть ли не всех остальных.

Наиболее известный вдохновитель «безликих окраин» – Ле Корбюзье, придумавший в 1920-е годы «Лучезарный город». В нем высотные бетонные дома стоят посреди просторных газонов, кварталы разделены широкими проспектами. В Афинской хартии, урбанистическом манифесте, составленном Ле Корбюзье с другими, теперь знаменитыми, коллегами в 1933-м году, предлагается строго делить города на функциональные зоны: жилые, промышленные, рекреационные и даже транспортные.

Ле Корбюзье предъявил миру свою утопию как руководство к действию, предлагая устроить «Лучезарный город» на месте то Парижа, то Нью-Йорка. И хотя это ему, к нашему счастью, не удалось, идеологически Ле Корбюзье одержал сокрушительную победу. За пару десятков лет предложенные им принципы стали стандартом чуть не для всей планеты. Решение одной проблемы вылилось в возникновение новой. Людям неудобно ходить на большие расстояния пешком, особенно пересекать многополосные дороги; необходимость передвигаться на машине провоцирует заторы; эстетически скучные монофункциональные кварталы пустуют в неурочные часы и не вызывают желания выйти на случайную прогулку.

Из всех критиков модернистского градостроительства, кажется, наиболее емко его недостатки описал Ричард Роджерс, скорее сочувствующий сторонникам радикального обновления:

«Если цель модернистов создать демократичную, доступную архитектуру вместо существующих трущоб похвальна, правда и то, что в своей страсти привнести в жизнь обычных людей солнечный свет, зелень и чистоту они недооценили сложность и насыщенность города; они пренебрегли важностью спонтанного взаимодействия и обмена между людьми, составляющих самую суть городской жизни» [34] Rogers R. Architecture. A modern view. Лондон, Thames and Hudson, 2013. С. 12. – Пер. автора . .

Главное отличие исторического города от условного корбюзианского жилого массива даже не в разнообразии фактур и компактности . Функциональный подход в первую очередь уничтожил то, что было основой городов со времени их изобретения, тот самый неосязаемый миф, первопричину обаяния домов, улиц и площадей.

За не лишенными харизмы современными городами, точно так же как за Уруком и Древним Римом, обязательно стоит легенда, придающая смысл всему происходящему. Полностью отстроенный после войны центр Роттердама, один из самых успешных градостроительных проектов современности, хорош не только удачной планировкой и неожиданностью архитектурных решений, но в первую очередь ощущением прорыва, совершаемого у нас на глазах, верой в уникальность времени и места.

С рациональных позиций города – вечный эксперимент с непредсказуемым результатом. Тем не менее сама история их становления иррациональна, и с такой точки зрения они скорее похожи на пророчества, которые сами себя исполняют, сказку, оживающую благодаря тому, что в нее верят, образ, сначала возникающий в воображении, а только потом материализующийся в сооружениях.

Храмовый комплекс Ангкор Ват, Камбоджа, 2017. Пастель, уголь, серая бумага