Зонке Аренс - Как делать полезные заметки

Техника ежедневного написания определенной суммы страниц была доведена до совершенства Энтони Троллопом, одним из самых популярных и продуктивных авторов XIX века: он начинал писать каждое утро в 5:30 с чашкой кофе и часами перед ним. Троллоп писал не менее 250 слов каждые 15 минут. Это, как он отмечает в своей автобиографии, «позволило мне писать более десяти страниц романа в день, а если бы так продолжать в течение десяти месяцев, то в результате получилось бы три романа по три тома каждый в год» [155, с. 272]. И это, заметьте, еще до завтрака.

Научные или научно-популярные тексты не создаются таким образом, потому что в дополнение к непосредственно написанию есть чтение, исследование, размышление и проработка идей. И они почти всегда занимают значительно больше времени, чем ожидалось: если вы спросите авторов научных или научно-популярных книг, студентов или профессоров, сколько времени, по их ожиданиям, потребуется им, чтобы закончить текст, они будут систематически недооценивать необходимое им время — даже когда их просят оценить сроки при наихудшем сценарии или если реальные условия окажутся достаточно благоприятными [73, с. 245ff]. Кроме того, половина докторских диссертаций так навсегда и останется незавершенной [86, с. 113]. Научная и научно-популярная литература не так предсказуема, как роман Троллопа, и работу, которую она требует, определенно нельзя разбить на что-то вроде «одной страницы в день».

Конечно, имеет смысл разбить процесс на посильные и измеримые шаги, но принцип «по странице в день» совсем перестает работать, когда вам в то же время нужно читать, исследовать и думать. Но даже несмотря на то что научная и научно-популярная литература включает в себя намного больше других видов работы, чем художественная литература, Луману удалось превзойти Троллопа по производительности, если вы посчитаете не только его книги, но и статьи. Луман написал 58 книг и сотни статей, а Троллоп — 47 романов и 16 других книг. Конечно, вполне возможно, это благодаря тому факту, что Луман немного работал и после завтрака. Но главная причина — это ящик для заметок, который можно сравнить с техникой Троллопа, как инвестирование со сложными процентами и свинью-копилку. Троллоп похож на прилежного эконома, который ежедневно откладывает небольшую сумму, которая со временем складывается в нечто впечатляющее. Три доллара, откладываемые каждый день (скажем, одна порция кофе навынос), в сумме составляют в течение года небольшой отпуск ($1000), а в течение трудовой жизни — первый взнос за квартиру, где и можно будет отдыхать во время отпуска [29]. Однако когда вы отправляете заметку в ящик для заметок — это все равно что инвестировать и получать бонус в виде начисленных процентов (которые в этом примере почти полностью окупили бы квартиру) [30].

Точно так же сумма содержимого ящика для заметок стоит намного больше, чем сумма его заметок. Больше заметок означает больше возможных связей, больше идей, больше синергии между различными проектами и, следовательно, гораздо более высокую степень продуктивности. В ящике Лумана содержится около 90 000 заметок, что звучит невероятно. Но это означает только то, что он писал по шесть заметок в день с того момента, как начал работать со своим ящиком для заметок, и до самой смерти.

Если вы все-таки не настолько амбициозны, чтобы конкурировать с Луманом по количеству книг в год, вы можете довольствоваться тремя заметками в день и при этом все еще создать значительную критическую массу идей в очень разумные сроки. И вы можете довольствоваться менее чем одной книгой каждые двенадцать месяцев. В отличие от страниц рукописи, определенное количество заметок в день является разумной целью для научного письма. И это потому, что создать заметку и отсортировать ее в ящике можно за один раз, в то время как написание страницы рукописи может потребовать недель и месяцев подготовки и включать различные задачи. Таким образом, вы можете измерить свою ежедневную продуктивность по количеству написанных заметок.

Литературные заметки — это форма осознанной практики, поскольку она дает обратную связь о том, что мы поняли и что — нет, в то время как попытка выразить своими словами суть чего-либо — это в то же время лучший подход к пониманию того, что мы читаем.

Постоянные заметки наших собственных мыслей — это также форма самопроверки: имеют ли они смысл в письменной форме? Можем ли мы изложить их на бумаге? Есть ли у нас справочные материалы, факты и подтверждающие источники? И в то же время написание такого текста — лучший способ привести наши мысли в порядок. Делать запись в данном случае означает не копирование, а перенос (из одного контекста и из одного источника в другой). Ни одно письменное произведение никогда не будет просто копией мысли в нашем разуме.

Когда мы пишем постоянные заметки, это скорее вид мышления в письменной форме и в диалоге с уже существующими заметками в ящике для заметок, чем просто записывание уже существующих идей. Любая сложная мысль требует фиксации. Последовательная аргументация требует того, чтобы быть зафиксированной определенным языком: только переложив ее на бумагу, мы получим такие аргументы, которые можно обсуждать независимо от автора. Наш мозг, работая в одиночку, слишком стремится помочь нам чувствовать себя хорошо, даже если это происходит путем вежливого игнорирования недоработок в нашем мышлении. Только в письменной форме на аргумент можно смотреть с некоторого отдаления — в прямом смысле этого слова. Нам нужно это расстояние, чтобы обдумать аргумент, — в противном случае сам он потребовал бы всех умственных ресурсов, которые нужны нам для его тщательного изучения.

Когда мы пишем заметки с учетом уже существующих, мы учитываем не только ту информацию, которая уже доступна в нашей памяти. Это чрезвычайно важно, потому что наша память извлекает информацию не рациональным или логическим способом, а в соответствии с психологическими правилами. Мозг также не раскладывает информацию по нейронам в соответствии с темой. Мы заново изобретаем и переписываем нашу память каждый раз, когда пытаемся извлечь информацию из мозга . Он работает по загадочным правилам и заставляет факты выглядеть так, как будто они подходят друг другу, даже если это не так. Он запоминает события, которые никогда не происходили, соединяет несвязанные эпизоды с убедительными повествованиями и дополняет неполные образы. Он не может не видеть закономерности и искать значение повсюду, даже в самых случайных вещах [21]. Мозг, как пишет Канеман, — это «машина для поспешных выводов» [73, с. 79].

И это не та машина, на которую вы можете положиться, когда дело касается фактов и рациональности — по крайней мере, надо бы ее уравновесить. Луман заявляет как можно яснее: невозможно систематически мыслить без письма [87, с. 53]. Большинство людей до сих пор думают о мышлении как о чисто внутреннем процессе и считают, что единственная функция пера — записывать законченные мысли на бумаге. Один историк однажды посетил Ричарда Фейнмана в его офисе с целью взять у него интервью. Когда он заметил записные книжки Фейнмана, он сказал, как был рад видеть, что «Фейнман записывает свои мысли». «Нет-нет! — запротестовал Фейнман. — Я не записывал свои мысли. Эти записки и есть мой мыслительный процесс. Я в прямом смысле думал на бумаге». — «Ну, — сказал историк, — думали вы в вашей голове, но результаты этой работы все еще здесь». — «Нет, это не просто записи мыслей, не совсем. Это и есть процесс работы. Вы должны работать на бумаге, и вот она — бумага» [31].