Джарон Ланир - На заре новой эры. Автобиография отца виртуальной реальности

В первые несколько лет у машины иногда отказывали тормоза, и мне, чтобы остановиться, приходилось заваливаться набок, в грязь, неизбежно покрывавшую жутко неровные пустынные дороги, по которым я ездил. Раз пришлось задеть край низкой стены, которой был обнесен симпатичный парк в Хуаресе, чтобы остановиться на красный свет. Так что я определенно не беспокоился о внешнем виде своей машины [29].

В конце концов эта машина привезла меня в Кремниевую долину к новой жизни (хотя к тому времени тормоза у нее были исправны). Расставался я с ней со слезами на глазах после того, как калифорнийский дорожный патруль остановил меня, сказав: «Да ты издеваешься». Думаю, расстаться с машиной пришлось еще и потому, что полицейские повалили меня наземь, когда увидели, что я пытаюсь завести машину отверткой.

В любом случае у меня была машина, а с ней для меня открылись новые перспективы. Мне были близки левые идеи о ненасильственных действиях, и я искал свой способ добиться значимости. Меня приводило в ужас то, что моя жизнь стояла на месте и что она вообще ничего не стоила. Так что я начал новый этап, который впоследствии повлиял на мою способность адаптироваться в цифровом мире. Я стал активистом.

Самым ужасающим впечатлением 1970-х годов было нагнетание страха ядерной войны.

Ядерные арсеналы времен холодной войны были священными и неприкосновенными. Ядерные государства удерживали друг друга в сковывающем, удушающем захвате. Рядовые граждане бесились от переноса частного на общее: под ударом, как более доступные цели, оказались гражданские атомные электростанции.

У Нью-Мексико было множество причин злиться на «Атомы за мир» [30]. Относительно бедных жителей Нью-Мексико просили поддержать деньгами строительство в относительно богатой Аризоне атомной электростанции, которая будет обслуживать очень богатую Калифорнию. А захоронение ядерных отходов планировалось опять же в Нью-Мексико, в самой бросовой его части, около Карлсбадских Пещер.

Я не был уверен, что выступаю против использования атомной энергии, но существовало множество локальных случаев антиядерного активизма, которые я был готов поддержать. Здесь была тонкая грань и много нюансов. Как же чудовищна политика. Нужно подстрекать паранойю и ярость, чтобы у тебя все получилось, а потом надеяться, что твои действия не принесли больше вреда, чем пользы.

Я немного изучил законы и познакомился с активистами, которые интересовались ядерным вопросом. Через некоторое время я разузнал, как разрешить вопрос с судебными издержками по делу о строительстве электростанции в Нью-Мексико. Слушания состоялись в Санта-Фе, столице штата Нью-Мексико.

Моя внешность была обманчивой. У меня почти не было денег, и я несколько месяцев ночевал в спальном мешке под мостом через небольшой ручей около здания законодательного собрания штата. Свой выходной костюм я хранил в общественном туалете. Я подстриг волосы, из-за чего они превратились в пушистый шар.

В суде я добился права ознакомиться с финансовой документацией и увидел в ней такие путаные объяснения, как будто реальностью управлял комедийный сценарист.

Пятнадцатое определение VR: набор инструментов, превращающих мир в такое место, где узнавать новое становится проще.

Коммунальным службам пришла в голову идея безрассудно потратить средства, потому что они зарабатывали проценты от того, сколько им удалось освоить бюджетных средств, и чем больше они тратили, тем выше были их гонорары [31]. Самое интересное было то, что коммунальные службы не замечали, как смешно они выглядят. Людей вообще власть ослепляет – это я понял на своем жизненном опыте.

Из того, что я притворялся адвокатом, вышел толк, хоть и ненадолго. Было очень забавно ставить в неловкое положение классных высокооплачиваемых адвокатов, и очень здорово было убедиться в том, что простой гражданин действительно может повлиять на систему. Я стал больше ценить нашу страну. Какое-то время я даже думал, что мог бы стать настоящим адвокатом.

Как-то вечером я встретил под мостом изысканно одетую ухоженную девушку-хиппи с фарфоровой кожей. На ней было летящее шифоновое платье в пастельных тонах. Мы поцеловались, решили перейти к чему-то большему, и тут появился ее парень, красивый и явно богатый, и свирепо на меня посмотрел. Они укатили прочь на его шикарном мотоцикле. Кто эти странные существа, что бродят среди нас? Сейчас поискал бы в Google или Bing, но тогда приходилось блуждать от загадки к загадке.

Я пошел на тщательно организованную мирную демонстрацию на месте строительства атомной электростанции в Аризоне. Там меня арестовали. Было весело сидеть в заключении вместе с кучкой студентов разных колледжей. Одного парня арестовывали на мирных демонстрациях по всему миру, даже на Красной площади в Москве – совсем не шутка по тем временам. Я восхищался им, хотя осталось неясным, был ли протест против всего протестом против чего-нибудь. Это больше напоминало какую-то духовную практику, возможно полезную.

Когда я ехал обратно в Нью-Мексико на своем «Дарте», то подобрал автостопщицу, юную велосипедистку, которая верила в спиритизм, как и многие тогда. Рыженькая, с писклявым голосом и носом-кнопкой, в порванной белой футболке, кожаных штанах и с прозрачной подвеской на шее. Она верила, что люди неосознанно пытаются следить друг за другом на психическом уровне, но большинство людей плохо это умеет. Им нужны подсказки.

«Тебе приходится скрывать, куда ты идешь. Через некоторое время начинаешь чувствовать чужое вмешательство. Так здорово стряхнуть с себя все эти любительские попытки спиритических практик. Люди больше к тебе не пристают. Тишина и покой священны». Интересно, где теперь эта женщина и как она пользуется интернетом.

Вернувшись в Нью-Мексико, я научился некоторым информационным приемам. Меня обливали водой, пока я держал в руках плакат с надписью «Я сухой». Эта акция должна была привлечь внимание к карманам с соленой водой, обнаруженным у места захоронения радиоактивных отходов возле Карлсбада, которое считалось сухим.

В устаревшей части американского законодательства под названием «доктрина справедливости» говорится, что радиоволны, которые переносят теле- и радиосигналы, – это общественная собственность. Но на практике широковещательных станций было всего несколько, потому что так работает передача аналоговых сигналов.

Телевидение обладало властью. Оно становилось основной политической платформой. Если бы горстка владельцев телеканалов договорилась транслировать ложные новости или искаженную информацию, у других сторон не было бы никакой возможности опровергнуть их ложь.