Джарон Ланир - На заре новой эры. Автобиография отца виртуальной реальности

Владение телеканалом напоминало бы монополию на мысли. Фактически именно это и произошло в некоторых странах, например в Советском Союзе. А почему то же самое не могло произойти в США? Если бы, допустим, демократы завладели всеми телеканалами в регионе, республиканцам осталось бы только кусать локти.

Таким образом, согласно доктрине справедливости, любой использующий общественные радиоволны обязан освещать все точки зрения, а не только предпочтительные. Телевидение – общественный ресурс.

Эта идея выглядит сейчас радикальной и эксцентричной, и ее уже давно разнес в пух и прах Рональд Рейган. Но в те времена доктрина справедливости казалась разумной большинству людей любых политических взглядов. И все же этот закон не прошел достаточно проверок. Я и несколько моих друзей решили попытаться это исправить.

Мы «включились» – это официальный юридический термин, – когда телеканалам в Эль-Пасо пришлось подавать повторную заявку на право использования радиоволн. Нам удалось нарушить этот обычно стандартный процесс и связать их по рукам и ногам. Мы заставили телеканалы профинансировать кампанию социальной рекламы, полностью противоположную предыдущей – огромной волне проплаченных рекламных акций в поддержку строительства электростанции в Аризоне.

Благодаря суду у кучки пыльных хиппи из Нью-Мексико внезапно появился бюджет для рекламной кампании на телевидении. Как нам это удалось? Мирные движения часто становились полигоном для социальных экспериментов, одним из которых был «поиск единогласного решения». Примерно, как wiki-страница, за исключением того, что все обязаны быть довольными. И нет элиты Википедии, которая всем затыкает рты. Так что встречи были действительно долгими. Сразу приходит на ум, как были бы сейчас довольны либертарианцы.

Чтобы провести кампанию на телевидении, мы, сотни добровольцев, собрались вместе, обсуждая сценарии, роли, места – всё подряд. На это ушли месяцы.

Не думаю, что реклама была такой уж замечательной. Однако когда она наконец вышла в эфир, значительная часть зрителей, хоть и не напрямую, поддержала тех, кто ее делал, так что наша небольшая акция все же привлекла к себе внимание множества людей.

Мы показали, что сила, исходящая от народа, может влиять на то, что передают в средствах массовой информации. Благодаря той же силе сегодня так популярен Twitter.

После того как ажиотаж пошел на убыль, у меня появились сомнения. Мы не слишком сильно повлияли на актуальные события. Электростанцию все равно построили, а вместе с ней и место захоронения радиоактивных отходов. Возможно, мы все же помогли чуть-чуть затормозить развитие атомной энергетики США, но это был не тот результат, к которому стремились я и мои товарищи.

Нет смысла убеждать людей, что атомная энергия – зло. Это всего лишь одна из разновидностей технологии. Нужно проводить масштабные исследования [32]. Обычная политика – слишком грубый инструмент для правильного освещения этого вопроса.

После моих приключений в качестве активиста у меня наконец появилось чувство собственной значимости, в котором я всю жизнь отчаянно нуждался. Но я понял, что внутри меня была пустота.

Сейчас не существует эффективного способа объединить науку и политику. У меня появилось ощущение, что я зря теряю время, пытаясь применить средства политической борьбы там, где требовались инженерные решения, потому что природа их была совершенно иной. (Из-за подобного дисбаланса наблюдается сложная ситуация с активизмом в области изменения климата.)

У активизма существует еще и внутренняя проблема. Ты начинаешь судить о себе по своим достижениям, а это слишком узкая область. Активистам приходится врать, чтобы дать другому почувствовать себя сильнее. И ты притворяешься, что у тебя больше влияния, чем на самом деле, и что ты согласен с куда большим количеством вещей, чем в действительности. Некоторые из моих лучших друзей время от времени впадали в депрессию, а некоторые покончили с собой.

Однажды утром я ясно осознал, что мне пришло время двигаться дальше. Но к чему? Как оказалось, к любви.

Синтия. Она играла на виолончели и мечтала переехать в Вену, откуда была родом моя мать. В детстве родители каждый вечер играли ей перед сном Адажио для струнного оркестра Барбера. Она была первой девушкой, которую я хоть немного понимал.

В Нью-Мексико она приехала навестить мать, которая давно развелась с ее отцом.

Не могу сдержаться и пишу, как тот глупый юнец, которым был тогда. Меня не просто влекло к Синтии, – казалось, в ее присутствии весь мир немного менялся. Органические горы, чьи дивные очертания виднелись перед нами, действительно напоминая орган, были больше не грудой бездушных камней, а декорацией для наших забав. Наверное, глупо? Так и есть.

Она рассказывала о Калифорнии так, словно это место было средоточием магии. Деревья, океан. Я так и не дошел до океана, когда приезжал на Восточное побережье, так был занят в погоне за городскими мечтами. У меня была лишь невнятная фантазия о том, как я стою на пляже. Я обрисовал ей эту радужную сцену.

А потом она вернулась в Лос-Анджелес учиться играть на виолончели. Я должен был ехать за ней.

Выдержит ли машина дорогу до Калифорнии? Хватит ли мне денег на бензин? Тут мне подвернулся один музыкант из Калифорнии, с виду напоминавший Будду. Он искал свою подругу, которая его бросила, и предложил доехать до Лос-Анджелеса, скинувшись на бензин пополам.

Моя машина без днища и раньше выдерживала долгие поездки. Разумеется, я ездил на ней и в Санта-Фе, и в Тусон на научно-фантастический конвент. Когда нас остановили на границе с Аризоной, я вез этого «будду» и парочку геев-физиков. Патрульный полицейский в зеркальных солнцезащитных очках, прямо восковая фигура из музея, просунул голову в окно машины и спросил: «Орехи или фрукты везете?» Мы сами были те еще фрукты, так что вместо ответа заржали, как ненормальные. Нас, естественно, загребли для допроса в участок. Но в участке мы быстро всем надоели, нас отпустили, и мы поехали дальше.

Это воспоминание всегда ярко всплывает в памяти, потому что я не могу с ним как следует разобраться. Точно помню, что в машине нас было четверо, но у меня не было заднего сиденья. Я его туда поставил? Посадил их на тюки сена? Никак не могу получить осмысленную версию этой истории. Показательный пример того, каким интересным артефактом может быть память.

Меня оштрафовали за то, что по шоссе через Финикс я ехал слишком медленно. Как только мы проехали неправдоподобно высокие горы, окружавшие Палм-Спрингс, пустыню сменила зелень и грязный бурый воздух.