Джарон Ланир - На заре новой эры. Автобиография отца виртуальной реальности

Наше исследование стало зеркальным отражением исследования В. С. Рамачандрана и других ученых, которых интересовало явление фантомных конечностей. Рама смог исследовать когнитивный феномен, который мы наблюдали у пользователей сложных устройств виртуальной реальности, с помощью относительно простых стоек с зеркалами.

Биолог из Калтеха Джим Бауэр отметил, что набор годных к использованию нечеловеческих аватаров может иметь отношение к филогенетической схеме. Возможно, мозг оглядывается на миллионы лет глубинной эволюции, как бы заново вспоминая, как контролировал тела других существ, в которых он находился до того, как появились мы. Возможно, странные аватары – это предвестники существ, которыми мы станем в далеком будущем. Мы могли бы без проблем исследовать преадаптацию, как и предыдущие этапы адаптации, для существ, которые могут появиться через сотни миллионов лет.

Я всегда думал, что, когда в один прекрасный момент виртуальную реальность удастся усовершенствовать, то в художественное творчество, урок или беседу получится включить не только виртуальное пространство, в котором ты находишься, но и форму, которую принимаешь. В конце концов, в виртуальной реальности нет разницы между аватаром и миром. Если облака поворачиваются, когда вы поворачиваете запястье, вы постепенно станете воспринимать их как часть вашего тела. Вы и облака – одно целое.

И это огромный неизученный простор для исследования. Самым впечатляющим экспериментом, который я запомнил, был обмен глазами с другим человеком. Взгляд каждого человека отслеживал положение головы и глаз другого. Сенсомоторная петля приняла форму восьмерки. Это все довольно сложно скоординировать. Нам казалось, что ощущение будет очень интимным, даже сексуальным.

Восемнадцатое определение VR: инструментарий для изучения глубинного времени адаптаций и преадаптаций нервной системы.

Избегайте утопических заблуждений! Теперь я не считаю, что опыт пребывания в одном аватаре или сдваивания аватаров может привести к ощущению духовной близости или эротического влечения. (Я, возможно, предполагал подобное, когда мне еще не было тридцати. В свое оправдание скажу, что не думать так было бы непростительно, ведь на то она и молодость, не так ли?)

Пока ты вписан в когнитивную восьмерку, можно смотреть на себя самого глазами другого человека. Когда мы проводили эти эксперименты, компьютерная графика находилась в самом начале развития и потому не имела значения. Гаптическим аспектом координации были ощущения.

Но сейчас проявление координации, которое позволит добиться идеального уровня эмпатии и симпатии, сильно повысит и уровень нарциссизма. Стивен Кольбер, один из самых язвительных комиков, назвал ощущение сенсомоторной петли-восьмерки «сексом с самим собой». Такой и будет виртуальная реальность, как и все медиатехнологии до нее: способной усилить в людях как лучшие, так и худшие их качества.

Так или иначе, если нам нужны яркие ощущения и простор для исследований, отодвинем на второй план мысль о странных местах и начнем изменять собственные сенсомоторные петли. Когда передвигаешься, как кошка, думаешь тоже по-кошачьи. Тело и мозг нельзя разделить полностью. Когда мы помещаем в виртуальную реальность новые тела, мы напрягаем и свой мозг. Это и есть эпицентр наших приключений в виртуальной реальности. Основной задачей использования странных аватаров должно стать пробуждение обширной части мозга, соединенной с телом.

При физическом самовыражении люди думают иначе. Как и все, кто учился импровизировать на фортепиано, я очень удивился, обнаружив, что мои руки решают задачи гармонии, в которых много математики, быстрее, чем я могу их обдумать в других обстоятельствах.

Сидя за фортепиано, я становлюсь умнее и задействую большую часть коры головного мозга – ту ее часть, которая связана с гаптикой. Двигательная кора головного мозга обычно не принимает участия в решении абстрактных задач – лишь конкретных (например, как удержать баланс или поймать мяч), но при импровизации на фортепиано это становится возможным.

Я всегда интересовался этим потенциалом и пытался поместить детей в аватары вроде молекул ДНК или абстрактных геометрических задач внутри причудливых систем виртуальной реальности, позволяющих взаимодействие на уровне всего тела.

Не стоит думать, что виртуальная реальность – это место, где можно посмотреть на трехмерное изображение молекулы ДНК, а может, и подержать ее, как психиатры в аватарах Фрейда. Нет! Виртуальная реальность – место, где вы сами становитесь молекулой. Ваш мозг ждет этой возможности.

Я рассказываю о фортепиано и гаптическом интеллекте, чтобы перейти к личной причуде, которая появилась у меня, как только я поселился в Кремниевой долине. Я называю ее «органомания»: необходимость постоянно учиться играть на новом музыкальном инструменте.

Я привез из родительского дома сначала в Нью-Йорк, а потом в Калифорнию два инструмента – портативную пишущую машинку Royal, принадлежавшую Эллери, и венскую цитру Лилли.

В Нью-Йорке я нашел дешевую пластиковую флейту сякухати, реплику классической японской бамбуковой флейты, и у Тейдзи Ито, мужа Майи Дерен, моего любимого кинорежиссера, научился немного играть на ней. После переезда в Пало-Альто у меня было уже три инструмента: сякухати, кларнет и цитра. А еще я взял напрокат небольшое пианино.

А потом медленно разразилась катастрофа. Играть на сякухати было просто невероятно здорово, и я решил не останавливаться на достигнутом. Меня долго манила так называемая «музыка мира». Во времена моего детства у нас были записи Удея Шанкара 1978 года и других незападных музыкантов. Во времена виниловых пластинок я с ума сходил от выпусков лейбла Nonesuch: гамелан, тибетская ритуальная музыка, барабаны Сенегала и Ганы, придворная музыка гагаку и многое, многое другое.

Каждый раз, когда я слышал непривычную музыку, я чувствовал, как внутри меня открывается тайная пещера.

Вскоре я выяснил, что область залива является одним из главнейших международных культурных центров. В подвалах Чайна-тауна в Сан-Франциско располагались клубы китайской музыки. Али Акбар Хан открыл в округе Марин первую школу североиндийской классической музыки рага. Были там и музыкальные школы, и группы игры на западноафриканских барабанах, тайко-додзё и фламенко-кафе.

Так что я учился всему, чему только мог. А это значило, что в моей халупе стали появляться музыкальные инструменты. Множество инструментов.

К 1982 году их уже набралось несколько десятков. Выглядело все это как на старых фото. Моя девушка говорила: