Виталий Войтов - Морские робинзоны

Танкер «Кострома» с грузом сырой нефти следовал из порта Мена-эль-Ахмади в Персидском заливе в Венецию. Размеренно стучат двигатели, милю за милей отмеряет танкер. Обычный коммерческий рейс по проторенной морской дороге вокруг Африканского материка подходил к концу. Однако вечером 29 ноября 1968 года в шестидесяти милях севернее Канарских островов произошла неожиданная встреча, взбудоражившая душу и напомнившая, что бомбары и чичестеры существуют не только на страницах книг и газет.

В 18 часов 30 минут вахтенный матрос Федорчук заметил слева по курсу небольшой плот и человека на нем. Немедленно доложили капитану. Поднявшись на мостик, капитан «Костромы» А. М. Агибалов, едва взглянув в бинокль на плот и отчаянно жестикулирующего человека, приказал изменить курс.

«Вероятно, потерпевший кораблекрушение», — подумал он, продолжая наблюдать в бинокль.

По мере приближения к месту происшествия обнаружилось, что терпящий бедствие человек плыл не на спасательном плоту, а на крошечной двухкорпусной яхте-катамаране, борта которой едва возвышались над волнами.

Осторожно маневрируя, капитан подвел танкер вплотную к хрупкому подпрыгивающему, как поплавок на волнах, суденышку.

По шторм-трапу на катамаран спустился второй помощник капитана Караянц. Он увидел перед собой предельно истощенного и измученного черноволосого человека средних лет, прокаленного тропическим солнцем.

Кто он? Испанец или француз этот искатель приключений? Скорее всего, испанец, решил Караянц, да и название катамарана звучит по-испански: «Сьерра Саграда». Однако потерпевший заговорил на английском совсем без акцента.

— Мое имя Фрэнсис Брентон. Я из Ливерпуля. Я уже был на грани отчаяния: ведь у меня на борту нет ни крошки съестного, ни капли пресной воды. Как хорошо, что я встретил вас.

Караянц предложил ему подняться на борт танкера.

— Благодарю вас, сэр, — ответил англичанин, — я не могу бросить «Сьерру».

— Не беспокойтесь, мы ее захватим.

Поднявшись на борт «Костромы», Брентон прежде всего осведомился:

— Какое сегодня число и далеко ли до Африки?

Узнав дату и местонахождение, он сказал:

— Обидно. Я сто шесть дней плыл из Канады в Западную Африку и самую малость осталось, чтобы достичь желанной цели.

Затем Брентон под наблюдением судового врача поел, привел себя в порядок и только после этого представился капитану.

Он рассказал, что по контракту с Чикагским антропологическим обществом ему предстояло провести разнообразные наблюдения в Западной Африке. Во внутренние районы континента он намеревался проникнуть, используя водный путь — реки и озера.

Конечно, подходящий для такой экспедиции парусный катамаран можно было бы переправить в Африку пароходом, но Брентон выбрал самый простой и естественный, с его точки зрения, вариант — он решил пересечь Атлантический океан на катамаране в одиночку.

Надо сказать, что Брентон не был новичком в подобного рода плаваниях. За несколько лет до этого рейса он уже совершил переход через Атлантику. По его расчетам, трансатлантический рейс Северная Америка — Западная Африка должен был занять не более шестидесяти суток. Однако сильные встречные юго-восточные ветры спутали все карты — плавание затянулось. Был израсходован запас провизии. Пресная вода тоже была на исходе. В довершение всех бед отказала рация и испортился вспомогательный мотор. Одним словом, когда Брентон встретил «Кострому», его положение было критическим. К тому же все крепчал ветер, грозя перейти в штормовой. Он мог отбросить хрупкий парусник далеко в открытый океан и гнать, не переставая, до зоны пассатов, которые неизбежно увлекли бы «Сьерру» опять к берегам Американского континента.

В беседе с А. М. Агибаловым одиночный мореплаватель попросил доставить его в ближайший порт.

Посмотрев на карту, капитан «Костромы» спросил:

— Устроит ли вас марроканский порт Агадир?

— Вполне. Заход в этот порт входил в мои планы.

Моряки советского корабля проявили большой интерес к Брентону. Он в свою очередь охотно рассказывал им о своей жизни мореплавателя-одиночки, насыщенной романтикой и приключениями.

— Что может быть лучше, когда перед тобой расстилается безбрежный океан, а над головой бездонное синее небо! Я чувствую себя свободным и сильным, — восклицал Брентон, — но в то же время плавать одному ох как тяжело! Помню, как-то во время шторма я услышал гулкий удар: лопнула одна из вант, удерживающих мачту. Она со свистом, как хлыст, рассекала воздух. Она прямо-таки кричала об опасности, грозившей мачте. Как ее ухватить и закрепить? Для этого надо было пройти по палубе всего семь метров, но каких метров! На суденышко то и дело обрушивались огромные страшные волны, сметая все на своем пути. Если бы я был с товарищем, он меня мог бы подстраховать, когда ползком фут за футом я продвигался по скользкой палубе. Конечно, я тоже принял меры предосторожности и обвязал себя вокруг пояса тросом, конец которого закрепил за поручни. А если бы трос лопнул? Нет, что ни говори, а когда рядом с тобой товарищ, то любая опасность вдвое меньше.

— А почему же вы тогда плаваете один?

— А где же найти такого идеального партнера, который разделял бы все твои мысли и желания? Который всегда был бы тебе приятен? — улыбнулся Брентон. — Нет, уж лучше быть морским робинзоном!

В одном рассказе известного шведского писателя и этнографа Бенгта Даниельссона с юмором говорится о группе студентов различных национальностей, намеревавшейся проплыть от Филиппинских островов до Мексики на плоту. Через несколько дней после отплытия плот распался на отдельные бревна, и члены экипажа поплыли в разные стороны — каждый на своем бревне. Дело в том, что в пути они очень плохо ладили между собой. К счастью, их подобрали рыбаки, случайно оказавшиеся в тех местах.

Вместе с тем пример самого Даниельссона и его норвежских друзей участников экспедиции на «Кон-Тики» говорит о вполне реальной «совместимости» людей с разными характерами во время длительного океанского плавания. То же можно сказать и об интернациональных экипажах «Ра-I» и «Ра-II». Значит, вопрос о том, плыть ли через океан в одиночку или с товарищами, сугубо индивидуальный. Есть люди, которые считают высшим наслаждением вступить в единоборство со стихией.