Борис Кипнис - Непобедимый. Жизнь и сражения Александра Суворова

И вот Суворов как старший воинский начальник, отвечающий за оборону Херсон-Кинбурнского боевого района, берется за перо, и 25 мая на бумагу ложатся строки, ставшие одним из его лучших писем. Судите сами о стиле и гражданских чувствах нашего героя:

«Батюшка мой друг Панаиоти Павлович! Помилуйте, что вы предпринимаете, заклинаю вас сим днем Нашего Спасителя, грядущего судить живых и мертвых, вы Ему отвечать будете! Вы только процветаете, лавры Ваши ныне завянуть не могут. Я уступал судьбе, Россия службою моею питалась, Вашею питатца будет, по критическим обстоятельствам достоинствами Вашими Вы вечно прославитесь. Из рога изобилия высочайшего престола изтекут Вам милости выше Вашего ожидания. Светлейший Князь его покровительством уважит Ваши заслуги. Будьте с Адмиралом [645] Джоном Полем Джонсом. на образ консулей, которые древле их честь жертвовали чести Рима… Кончите толь важную экспедицию, обстоятельства подвержены переменам, кампания начинается, в продолжении оной много Вам времени соорудить Ваши мысли; здравой разсудок не дозволяет решиться стремглав и дать своим страстям над собою область.

Теперь храброго и честного человека долг избавить Кинбурн предосуждения, поразить неверных и увенчатца победами.

Вашего Высокородия истинный друг и покорнейший слуга.

А. Суворов» [646] Суворов А. В. Документы. – Т. 2. – С. 408–409. .

Письмо удивительное, здесь нет ни грамма «сахара», коим пересыпаны письма к Нассау в марте-апреле. Высшая риторика апеллирует к долгу христианина перед лицом Божиим, а трезвые доводы опытности в делах житейских рассчитывают на то, что дружеское прощание в конце письма особенно будет лестно адресату тем, что прославленный полководец, генерал-аншеф, андреевский кавалер называет себя его истинным другом. Суворов великолепен в письме этом и как стилист, и как знаток душ человеческих!

Судя по всему, послание возымело действие, ибо через сутки Алексиано писал Потемкину:

«С самого того времени, как я имел счастие принять Россию за свое отечество, никогда я ни от чего не отказывался и прихотей не оказывал. Критические обстоятельства [647] Заметьте, что это выражение есть и в письме Суворова. , в которых мы находимся, и любовь общего блага меня решили. Я остаюсь, но чувствую обиду» [648] Материалы для истории русского флота. – СПб., 1895. – Ч. 15. – С. 125. .

Суворов одновременно с написанием письма, а может быть, и сутками ранее встретился с Дж. П. Джонсом:

«Здесь вчера с Пауль Жонсом увиделись мы, как столетние знакомцы» [649] Сборник военно-исторических материалов. – СПб., 1891–1894. – Вып. 4. – С. 132. .

Об этой встрече есть свидетельство и де Рибаса от 24 мая:

«Александр Васильевич принял вчера Поль Джонса с распростертыми руками. Доверие, дружба установлены как с одной, так и с другой стороны. Генерал Суворов написал сейчас и Алексиано письмо, копию которого прилагаю» [650] ЗООИД. – Т. 11. – С. 386. .

Как видим, тайны из своего послания к обиженному капитану полководец делать не стал. Но одновременно отправил послание ко всем трем морским предводителям, воздействуя на их чувство долга и ответственности:

«Принц, господа Флагманы, Вам вызволять меня из затруднений, в кои Вы меня ввергли, тяжко мне, страшусь потерять столь драгоценные мне милости Князя. Действуйте как знаете, укрепите меня и укрепитесь сами, я в отчаянии. Немедля задержите курьера, сговоритесь и с Рибасом» [651] Суворов А. В. Письма. – С. 143. .

Примечательно, что О. М. де Рибас указан в тексте как ответственное начальствующее лицо. Возможно, уже тогда подразумевалось, что он доверенный представитель Суворова. Таким образом, генерал наш ненавязчиво, но твердо исполняет главную заповедь высшего начальника: сплачивать помощников своих и вести их всех вместе к выполнению общей цели в предстоящей операции.

Эти последние дни мая переполнены волнением и тревогой: он в огромном беспокойстве о безопасности Кинбурна и прямо пишет об этом 31 мая Дж. П. Джонсу, указывая на важность этой позиции:

«Две эскадры – хорошо, но Вам известно, что в нынешних обстоятельствах главное – Кинбурн, тут – дело без недомолвок, тут – наша цель и наша первая забота. Допускаю, что сухопутная армия близится, в ожидании которой мне нечем отвечать противнику! [652] Суворов считает, что очень много солдат передал на корабли гребной флотилии. Сказанного довольно, я солдат, а моряком сроду не был» [653] Русский архив. – 1909. – № 1. – Стлб. 6. .

Эти мысли высказал он в тот же день и в письме к Нассау, прося его прислать несколько кораблей из отряда Дж. П. Джонса для прикрытия Кинбурна от возможного артобстрела турецкой эскадры или от высадки десанта. А так как принц не хотел этого, ссылаясь на опасность разделять флот накануне генерального сражения, Суворов указывал, и весьма основательно, что в день возможной атаки турок на Кинбурн ветер может перемениться и помешать оказанию помощи, если принц наконец-то захочет это сделать. Вот почему надо прислать корабли сейчас [654] Суворов А. В. Письма. – С. 146. . Увы, адмиралы были непреклонны.

И вот посреди сих треволнений он находит урывками время, чтобы написать и отправить два письма любимой дочери. Возможно, предощущение военной опасности обостряет отцовские чувства:

«Любезная Суворочка, здравствуй!

Кланяйся от меня всем сестрицам [655] То есть смолянкам. <���…> Недосуг много писать: около нас 100 корабликов; иной такой большой, как Смольный. Я на них смотрю и купаюсь в Черном море с солдатами. Вода очень студена и так солона, что барашков можно солить. Коли буря, то нас выбрасывает волнами на берег…» [656] Суворов А. В. Наука побеждать. – СПб., 2015. – С. 57.

Это было написано 29 мая, а 2 июня новое письмо:

«Голубушка Суворочка, цалую тебя! Ты меня еще потешила письмом от 30 апреля <���…> Коли Бог даст, будем живы, здоровы и увидимся. Рад я с тобою говорить о старых и новых героях, лишь научи меня, чтоб я им последовал. <���…> Уж теперь-то, Наташа, какой же у них по ночам в Очакове вой, – собачки поют волками, коровы лают, кошки блеют, козы ревут! Я сплю на косе, она так далеко в море, в лиман [ушла], как гуляю, слышно, что они говорят: они там около нас, очень много, на таких превеликих лодках, – шесты большие, к облакам, полотны на них на версту; видно, как табак курят; песни поют заунывные. На иной лодке их больше, чем у вас во всем Смольном мух, – красненькие, зелененькие, синенькие, серенькие. Ружья у них такие большие, как камера, где ты спишь с сестрицами.

Божие благословение с тобою! Отец твой Александр Суворов» [657] Суворов А. В. Наука побеждать. – СПб., 2015. – С. 57–58. .