Гийом Питрон - Третья цифровая война: энергетика и редкие металлы

Какая разница! Но в «Рон-Пуленк» вообразили, что у них всегда впереди двадцать лет. Группа собиралась компенсировать свой отказ от простой переработки за счет последующего создания более совершенных промежуточных продуктов (в частности, люминофоров). Но в 1987 году французский инженер-химик констатировал впечатляющий прогресс, достигнутый китайскими специалистами по очистке, и, не стесняясь, сказал: «У нас есть от силы два или три года опережения». Это был скандал! [262] Régis Poisson «La guerre des terres rares», art. cité. . Он ошибся только в дате. «В 2001 году все китайские предприятия по очистке достигли того же технологического уровня развития, что и мы» [263] Интервью с Жан-Ивом Дюмуссо (Jean-Yves Dumousseau), 2016 г. , – рассказывает Жан-Ив Дюмуссо: «Мы, может быть, и недооценили этот долговременный конкурентный риск, – скромно говорит сегодня Жан-Поль Тоне. – Китайцы хотели развиваться дальше, и мы не смогли бы помешать им в этом! Что же касается нас, мы хотели воспользоваться очень низкими производственными затратами, чему способствовали наши клиенты, которые давили на нас. И, конечно же, это продолжается еще и сегодня [264] Интервью с Жан-Полем Тоне (Jean-Paul Tognet), 2016 и 2017 гг. ».

В 2017 году только несколько редкоземов перерабатывались в Ла-Рошели. Там закрыты цеха по разделению, активность почти прекратилась. Торговый оборот группы снизился, а из 630 занятых в 1985 году работников осталась только половина [265] Там же. . Мог ли «Рон-Пуленк» (сегодня Solvay) похвастаться хотя бы новыми перспективами, которые обеспечили бы постоянную занятость французам? «Такая же деятельность была перенесена на наше предприятие в Китай… Главное – вопрос цены!» – комментирует Жан-Поль Тоне. Можно утешиться, сказав, что Rhodia сохраняет доли в совместных предприятиях, которые связывают ее с ее китайскими партнерами… Может быть, но, как лукаво говорит Тоне, «Solvay сегодня также считает себя китайской фирмой! [266] Там же. »

Пробуждение Китая вызвало экономические потрясения, которых было невозможно избежать. Но все это играло на руку Пекину… Неудачная оценка возможностей наших конкурентов и поиск рентабельности, конечно, ускорили перенос рабочей силы, производственного комплекса… и особенно технологий.

В основе нашей слепоты лежат несколько проявлений определенного «магического мышления». Так, на Западе долго царила иллюзия вечного научного прогресса. Такая философия существовала во многих секторах экономики с 1980-х годов: отказавшись от нашей тяжелой промышленности, мы могли бы сосредоточиться на производственных секторах с высокой добавленной стоимостью и сохранить высокую рентабельность. Некоторые поверили, что развивающиеся страны остаются всемирной фабрикой, на которой изготовляются джинсы и игрушки, в то время как мы будем безраздельно властвовать в самых хорошо оплачиваемых прибыльных отраслях. «Я думаю, что большинство людей по-прежнему считало, что потрясения [вызванные китайской конкуренцией] будут ограничиваться низкоквалифицированными работами, – говорит профсоюзный деятель американской металлургической промышленности. – Мы не осознавали, что не просто потеряем производство кофейных чашек, но окажемся в гораздо более серьезном экономически невыгодном положении на самых ответственных должностях» [267] Интервью с Джимом Робинсоном (Jim Robinson), United Steelworkers (USW), 2011. .

К этому добавляются и рассуждения о том, что промышленные отрасли отстают от экономики, в которой преобладают услуги. Акцент следует делать на знаниях, которые создают большую добавленную стоимость. Эта докса, которая перекликается с упомянутой выше утопией дематериализации, получила широкое признание в деловых кругах на рубеже 2000-х годов. К примеру, босс Alcatel Lucent Серж Чурук и другие многочисленные американские и европейские промышленники уступили «сиренам» «предприятий без заводов». Поскольку «серое вещество» мозга ценится больше, чем средства производства, надо было поддержать первое в ущерб второму. Такая логика влечет за собой явление дезинтеграции: промышленники отделяются от своих предприятий, чтобы прибегнуть к субподрядам. Стоит добавить, что такая тенденция, как неприязнь граждан к своей промышленности, широко распространена во Франции. «В начале моей карьеры, – рассказывает Режи Пуассон, бывший инженер «Рон-Пуленк», – рабочий на заводе мог прославиться, если что-то спроектировал. А затем был отказ предпринимателя, плохой имидж предприятия. Сегодня простые рабочие больше не любят свои предприятия, так как завод является синонимом увольнения [268] Интервью с Режи Пуассоном (Régis Poisson), инженером фирмы «Рон-Пуленк», 2013. ».

Таким образом, Запад и Китай шли рука об руку. Но, начиная с 2000 годов, китайцы стали использовать методы, выходящие за пределы договора: знаменитые квоты на редкие металлы быстро дестабилизировали положение производителей магнитов, сделавших выбор не переводить в Китай свои предприятия (и не передавать промышленные секреты). Эти предприниматели стали испытывать нехватку редкоземельных металлов и вынуждены были выбирать между вариантами один болезненней другого: поддержать промышленную деятельность дома, рискуя необходимыми поставками сырья, или перенести предприятие в Китай для того, чтобы получить беспрепятственный доступ к необходимым материалам [269] См. Régis Poisson, «La guerre des terres rares». . Для японцев этой дилеммы долгое время не существовало, утверждает лондонский аналитик: «Испытывая голод от недостатка сырья, многие уехали в Китай со своими технологиями» [270] Интервью с Дэвидом Мерриманом (David Merriman), консалтинговое предприятие Roskill, 2016. . А тем, кто упорно сопротивляется, Пекин приготовил жесткий вариант: разницу цен на руду, из-за которой они стали возмущаться. В 2011 году сенатор из Огайо Шеррод Браун (Sherrod Brown) сказал в своей зажигательной речи: «Китай искусственно организовал дефицит и установил квоты на экспорт, что увеличивает цены на международных рынках, в то же время удерживая низкие цены у себя! Как же мы можем быть конкурентоспособными, когда они так бесстыдно жульничают? [271] По мнению французского предпринимателя, высказавшегося анонимно, разница покупной цены для европейских и китайских производителей может достигать невероятного соотношения от 1 до 7 раз – коэффициент, который Жан-Поль Тоне считает преувеличенным. » Это несправедливо, ведь большинство изготовителей магнитов находятся не в Китае. В то время как в конце 1990-х годов Япония, США и Европа занимали 90 % рынка магнитов, в наши дни Китай контролирует три четверти всего их мирового производства! Короче говоря, благодаря монополии на разработки руд, он шантажирует всех методом «технологии против ресурсов» и быстро развивается. Китай захватил не один, а два этапа промышленной цепочки. Это как раз то, о чем говорит китаянка Вивиан Ву: «Я даже думаю, что в ближайшем будущем Китай будет иметь полностью интегрированную отрасль производства редкоземов от одного конца производственно-сбытовой цепочки до другого».