Гийом Питрон - Третья цифровая война: энергетика и редкие металлы

И, наконец, особенно необходимо вспомнить об ограничении свободной торговли металлами. Кроме Китая есть сенсационный случай с Индонезией. В 2009 году эта страна с мощной горнодобывающей промышленностью объявила серию эмбарго на экспорт почти всех необработанных минералов, находящихся на архипелаге. Эмбарго было объявлено на никель, олово, бокситы, хром, золото и серебро. «Мы должны обеспечить суверенитет нашего сырья», – утверждает высокопоставленный индонезийский чиновник из Джакарты. – «Всякое политическое действие, касающееся наших рудных богатств, должно решаться и проводиться не иностранными государствами, а нашим правительством» [238] Интервью с Сукхиаром Раденом (Sukhyar Raden), генеральным директором по минеральным ресурсам в министерстве энергетики Индонезии, 2015. . По признанию Организации экономического сотрудничества и развития (ОЭСР), есть и другие многочисленные примеры. Недавно было проведено исследование торговли сырьем и наложений разными странами ограничений на экспорт. С 2009 по 2015 год было отмечено более девятисот запретов [239] «Export Restrictions in Raw Materials Trade: Facts, Fallacies and Better Practices», OCDE, 2014. . ОЭСР составила удивительный график, показывающий изменение количества реальных мер, начиная с 1961 года: это число оставалось на относительно низком уровне до 2005 года, кривая начала резко подниматься, начиная с 2006 года, и с тех пор не снижается.

Впрочем, такие ограничения соблюдаются почти для всех руд и металлов. Аргентина уже поставила барьеры для экспорта 37 минеральных ресурсов, а Южная Африка сделала то же самое для меди, молибдена, платиноидов и алмазов. Индия поставила ограничения для хрома, марганца, железа и стали. Казахстан – для алюминия, а Россия – для вольфрама, своих бокситов меди и олова. Как же объяснить размах такого явления?

Страны-производители в большинстве своем являются развивающимися. Усиление среднего класса, более процветающего и более остальных потребляющего ресурсы, является в этих странах новой данностью, которую правительства должны принимать во внимание. Объяснение содержится также в том, что ресурсы, используемые локально, должны скорее удовлетворять внутреннее потребление, чем потакать аппетитам иностранных клиентов. Плюс к этому постоянно развивающееся экологическое сознание и действия по противостоянию местным горнодобывающим предприятиям, которые прежде существовали только на Западе. Такие гражданские движения побуждают государства ужесточать социальные и экологические ограничения, и это удлиняет задержку ввода в действие новых шахт.

А теперь культура сопротивления развивается от Джакарты до Улан-Батора, от Буэнос-Айреса до Претории. Более образованные новые средние классы являются более чувствительными к тому, что они теперь считают распродажей своих природных ресурсов. По их мнению, ответственные политики следуют идее восстановления экономического равновесия между развивающимися странами, часто застрявшими в стагнации, и более развитыми, динамичными и жаждущими благополучия. Протекционистские меры должны быть направлены на самоутверждение стран, освобождающихся от западной зависимости.

Это не новость: начиная с 1960-х годов, волна независимости, прокатившаяся по странам третьего мира, сопровождалась требованиями суверенитета на природные ресурсы [240] Им также помогла резолюция 1803 (XVII) Организации Объединенных Наций, принятая в 1962 году, которая затем закрепила «постоянный суверенитет народов и наций над своими богатствами и природными ресурсами». .

В Африке Гана национализировала в 1958 году золотые копи в Ашанти (Ashanti), прежде находившиеся в руках Британии. То же самое сделала Демократическая республика Конго (ДРК) в 1965 году, вслед за ней Танзания в 1967, Замбия в 1970 и Зимбабве в 1980-х годах. Затем повсюду прокатилась либеральная волна… И надо было дождаться китайской политики квот на экспорт редких металлов, чтобы это явление снова стало развиваться – и множиться – на всех пяти континентах. «Китай спровоцировал национализм природных ресурсов, – заметил американский эксперт, – не только на своей территории, но и во всем мире» [241] Интервью с Джеком Лифтоном (Jack Lifton), 2016. .

В этом контексте никто больше не задается вопросом, не случится ли новый торговый кризис и когда это может произойти. Смакуя чай в баре роскошного отеля в квартале Сюйхуэй (Xuhui) Шанхая, китаянка Вивиан Ву (Vivian Wu), важное лицо в промышленности, занимающейся редкоземельными металлами, считает, что такой сценарий имеет большой шанс на реализацию: «Я больше предпочитаю говорить о рычагах воздействия на Японию и другие страны, чем об эмбарго. Эти действия относятся к стратегии, проводимой китайским государством по восстановлению нашего образа в мире. И возможно, что это произойдет в будущем с редкоземами так же, как и с другими металлами [242] Протекционизм в широком смысле является также результатом западной торговой практики. Китай теперь стал объектом ответных коммерческих мер, организованных западными государствами и группами. Начиная с 2001 года Поднебесная почувствовала утроение протекционистских мер против себя, о чем свидетельствует Global Trade Alert (GTA) в своем отчете «The Global Trade Disorder» (2014). Финансовый кризис, вызванный крахом банка Lehman Brothers, стал поворотным моментом, заставившим государства, традиционно поддерживающие международную торговлю, перейти в лагерь обличителей. В этом контексте «Китай должен провести изменение парадигмы глобализации в тот момент, когда бывшие победители – западные государства – перейдут в положение теряющих», – объясняет Брайан Джексон, аналитик из Пекинского офиса группы HIS. Этим обеспокоен и Международный экономический форум. Удостоверяя усиление ущемления в торговле природными ресурсами, швейцарский фонд серьезно опасается сценариев, которые он квалифицирует в одной из своих публикаций как «оранжевый» и даже «красный» по уровню опасности. Этот последний прогноз описывает мир, где рынки бы «подвергались интервенции государств», торговля определялась «комплексом сетей протекционистских барьеров и льготных соглашений», и где бы господствовало «ограниченное обращение товаров, рабочей силы и капитала». См. доклад «Mining & Metals.Scenarios to 2030», The World Economic Forum, 2010. ».

И ситуация может стать еще более серьезной, учитывая особенность рынков редких металлов.

• Как мы видели, эти рынки с самого начала имеют в высшей степени ограниченные объемы: цифры производства незначительны по сравнению с «большими» металлами (железо, медь, алюминий, свинец…). Подумать только, что мировое производство редкоземельных металлов едва ли составляет 0,01 % производства стали [243] В 2014 году производство стали в мире выросло до 1637 миллионов тонн по данным Делуатта. См. «Iron & Steel Industrie Report», 09. 2015. !