Гийом Питрон - Третья цифровая война: энергетика и редкие металлы

С точки зрения развивающихся стран, редкие металлы – это намного больше, чем рычаг получения наслаждения. И на самом деле это явление неизбежно распространяется: в 1998 году, после многолетней борьбы, канаки, сторонники независимости Новой Каледонии добились сохранения в своих руках большей части заводов массива Кониамбо, самого большого месторождения никеля на планете. Последствия таковы: местная обработка руды, синоним добавочной стоимости – это выгода для местного населения. Подобная тенденция распространилась на Камбоджу, Лаос, Филиппины и даже на африканские страны, тоже вошедшие во вкус. «Там создается промышленность по переработке фосфатов для изготовления удобрений, предназначенных для африканцев, – подчеркивает Мустафа Терраб (Mostafa Terrab), президент и генеральный директор (PDG) марокканской службы фосфатов. – Весьма вероятно, что это переместится и на другие сектора промышленности. У Африки нет другого выбора, кроме индустриализации [299] Речь на конференции, организованной Cercle Cyclope, Париж, 2016. ». Это мнение совпадает с докладом «African Mining Vision 2050 [300] См. ссылку «African Mining Vision», African Union, 02.2009. », озвученным на двенадцатом саммите Африканского союза в 2009 году. Речь идет о том, чтобы сделать из шахт фактор внутреннего роста совместно со смежным проектом перехвата наиболее значительной части добавочной стоимости. Однако они пока далеко от оптимальных результатов, поскольку только 15 % горнодобывающей продукции Африки остается сегодня на черном континенте. Но такое развитие неизбежно поддерживает возрастающий вес Африки в мировом ВВП. Впрочем, это больше не единственная промышленная или политическая цель, это стало теперь нравственной проблемой справедливого распределения всеобщего мирового блага, называемого природными ресурсами. А международные институты отныне направляют страны к согласию [301] Подробнее см. доклад Мирового банка, «Increasing Local Procurement By the Mining Industry in West Africa», 01.2012. .

Надо было испытать необходимость в знаменитых редкоземельных металлах, чтобы начать опасаться новой битвы, в которую мы теперь втянуты: таково креативное сознание. Сегодня страны соперничают за привлечение наиболее ярких умов, за получение новых интернет-фирм, они присваивают себе авторство самых передовых патентов, которые станут символами их культуры и достижений. Новые технологии проводят в жизнь экономическую и социальную модель, они свидетельствуют о новом взгляде на мир. Китай это понимает: его промышленная стратегия с редкими металлами позволяет ему серьезно рассчитывать на развитие науки, пробуждение творческого духа своего народа – и стимулирование цивилизационных предложений, альтернативных критериям Запада.

Теоретические основы этого научного соперничества появились в 1976 году: Дэн Сяопин порвал с сельскохозяйственными устремлениями Мао и заявил, что отныне «производительная сила Китая заключается в научных исследованиях [303] Клод Шансель (Claude Chancel) и Либин Лю Ле Гри (Libin Liu Le Grix), Le Grand Livre de la Chine, Eyrolles, 2013. ». Все китайские лидеры навсегда усвоили и умножили эту убежденность, как и президент Ху Дзинь Тао, который в 2006 году провозгласил, что «науки и технологии представляют собой «позвоночный столб» стратегии китайского развития [304] Цит. по Джеймсу МакГрегору (James McGregor), старший советник АРСО, «China’Drive for “Indigenous Innovation”», A Web of Industrials Policies (rapport de la Chambre de commerce americaine), 2010. ». Такое мировоззрение окончательно оформилось с принятием в 2010 году 12-го пятилетнего плана. Эта дорожная карта, установившая великое экономическое направление на период 2011–2015 годов, определила семь приоритетных отраслей современной промышленности [305] Эти сферы промышленности: энергетическая эффективность, информационные технологии, биотехнологии, технологии промышленного оборудования, новая энергетика, новые материалы и чистый транспорт. См. «Bulletin économique Chine» de la Direction générale du Trésor, n° 34, mars 2011. , а также новых горизонтов технологий. Пятью годами позже 13-й пятилетний план (2016–2020) был посвящен инновациям и технологическому прогрессу в сфере принципов управления [306] См. «Prosperity for the masses by 2020 – China’s 13 13th Five-Year Plan and its business implications», PwC China, Hong Kong et Macau, 2015. . Эти принципы, которые никогда не были главными в истории Китая, отныне провозглашались практически мантрой [307] Интервью с Цзю Ланом (Xue Lan), 2016. .

Чтобы укрепить эту стратегию, Пекин опирается на невероятные конкурентные преимущества китайской экономики: дешевая рабочая сила из внутренних регионов страны; низкая стоимость капитала, позволившая, в частности, понизить стоимость юаня; размер китайского рынка, гигантские просторы, позволяющие осуществлять постоянный рост экономики [308] Мы заимствуем эту типологию из работы Мало Картона (Malo Carton) и Сэми Джазаэрли (Samy Jazaerli), «Et la Chine s’est éveillée. La montée en gamme de l’industrie chinoise», Presses de l’École des mines, 2015. . И чтобы ускорить перемещение средств производства предприятий-конкурентов в Китай, Пекин смог умело воспользоваться их же оружием – знаменитыми joint ventures («совместными предприятиями»): промышленники в обмен на три конкурентных преимущества, упомянутых выше, делились своими ноу-хау, то есть своими патентами. Пекин назвал это «местными инновациями», то есть поглощением, интериоризацией иностранных технологий [309] Интервью с Динг Йифаном (Ding Yifan), исследователем Института Мирового развития, 2016. .

Основы этой стратегии отражены в документе, касающемся промышленной политики, опубликованном китайским правительством в 2006 году [310] «The National Medium and Long-Term Plan for the Development of Science and Technology (2006–2020)», The State Council of the People’s Republic of China, 2006. , текст которого «наполнен […] прекрасными намерениями и цветистой риторикой, превозносящей международную кооперацию и дружбу» между народами, – иронизирует американский консультант, находящийся в Пекине [311] Джеймс МакГрегор, «China’s Drive for “Indigenous Innovation”. A Web of Industrial Policies», op. cit. . На самом деле Китай определил «местные инновации» как деятельность, состоящую в отладке китайских технологий при переделке и доводке импортированных технологий. «Эта стратегия рассматривается многочисленными хай-тек-группами как воровство технологий, какого мир никогда не знал до настоящего времени, – с тревогой сообщалось в 2010 году в американском докладе. – При такой туземной промышленной политике становится ясно, что Китай уже перешел от положения защиты к состоянию нападения [312] Там же. ».