Стивен Пинкер - Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

Препятствование исследованиям – не просто следствие бесконтрольного разрастания бюрократических полномочий. Многие специалисты в области так называемой биоэтики даже обосновывают такой подход. Эти теоретики выдумывают причины, почему информированным и выразившим свое согласие взрослым нужно запретить получать экспериментальное лечение, которое поможет и им, и другим людям, никому не причинив вреда. Они оперируют туманными понятиями вроде «достоинства», «святости» и «социальной справедливости». Они пытаются посеять панику по поводу биомедицинских исследований, приводя в качестве доводов притянутые за уши аналогии с ядерным оружием и зверствами нацистов, фантастические антиутопии в духе «Дивного нового мира» и «Гаттаки», а также нелепые сценарии вроде армии клонов Гитлера, продажи глазных яблок через сайт ebay.comили складов зомби, которых используют, чтобы обеспечить людей сменными органами. Философ Джулиан Савулеску продемонстрировал всю порочность лежащей в основе таких аргументов логики и объяснил, почему «биоэтический обструкционизм» сам может быть неэтичным: «Задержать на один год разработку лекарства, которое помогает от смертельного заболевания, убивающего за год 100 000 человек, – значит нести ответственность за смерть этих 100 000 человек, даже если вы их в глаза не видели» [1197] Философы против биоэтики: Glover 1998; Savulescu 2015. Другие критики современной биоэтики: Pinker 2008b; Satel 2010; S. Pinker, “The Case Against Bioethocrats and CRISPR Germline Ban,” The Niche, Aug. 10, 2015, https://ipscell.com/2015/08/stevenpinker/8/ ; S. Pinker, “The Moral Imperative for Bioethics,” Boston Globe, Aug. 1, 2015; H. Miller, “When ‘Bioethics’ Is Not Ethical,” Forbes, Nov. 9, 2016, reprinted in http://dailycaller.com/2018/06/04/when-bioethics-not-ethical/ . См. также прим. 42 выше. .

В конечном итоге, прививая уважение к науке, мы добьемся самого важного результата: каждый в большей мере овладеет научным мышлением. В предыдущей главе мы узнали, как уязвимы люди перед лицом когнитивных искажений и логических ошибок. Хотя в случае политизированных тем, поставленных на службу идентичности, научная грамотность сама по себе не спасает от пороков мышления, эти темы не сразу такими становятся, и всем будет лучше, если мы сможем рассматривать их под научным углом. Движения, способствующие широкому использованию научных знаний, такие как журналистика данных, байесовский прогноз, доказательная медицина, доказательное государственное управление, мониторинг насильственных преступлений в режиме реального времени и эффективный альтруизм, могут значительно улучшить жизнь людей. Но осознание их ценности проникает в умы медленно [1198] См. прим. 93–102 к главе 21. .

Я спросил своего доктора, эффективны ли пищевые добавки, которые он порекомендовал мне от боли в коленях. Тот ответил: «Кое-кому из моих пациентов они помогли». Коллега, работающий в бизнес-школе, поделился наблюдением о корпоративном мире: «Я видел множество умных людей, не умеющих обдумывать проблемы логически, путающих причинность с корреляцией и считающих единичный случай доказательством». Другой коллега, занимающийся количественным анализом в сфере войны, мира и безопасности, описывает ООН как «зону, свободную от доказательств»:

Руководство ООН мало чем отличается от антинаучно настроенных гуманитарных факультетов. Большинство высокопоставленных чиновников – либо их выпускники, либо юристы. Те немногие части Секретариата, где укоренилось хоть какое-то представление о культуре исследований, не пользуются ни авторитетом, ни влиянием. Считаные официальные лица ООН понимают такие элементарные уточняющие оговорки, как «в среднем» и «при прочих равных». Поэтому, когда мы обсуждаем вероятность возникновения конфликта, можно не сомневаться, что какой-нибудь сэр Арчибальд Прендергаст-третий или другое светило вроде него презрительно бросит: «А в Буркина-Фасо все по-другому».

Противники научного образа мысли часто говорят, что некоторые вещи просто нельзя выразить количественно. Но, если они не готовы рассуждать исключительно о вопросах выбора между черным или белым и навсегда отречься от употребления слов «больше», «меньше», «лучше» и «хуже» (и вообще от сравнительной степени прилагательных), они делают заявления, по природе своей количественные. Когда они отказываются сопоставить цифры, они как бы говорят: «Поверьте моей интуиции». Но если мы что и знаем о мышлении, так это то, что люди (в том числе и эксперты) слишком доверяют своей интуиции. В 1954 году Пол Мил ошарашил своих коллег-психологов, показав, что простые формулы расчета страховых сумм куда лучше экспертов предсказывают психиатрические диагнозы, попытки самоубийства, учебные и карьерные успехи, ложь, преступления, медицинские исходы и практически любой другой результат, относительно которого вообще можно говорить о точности. Работа Мила вдохновила Тверски и Канемана на изучение когнитивных искажений и натолкнула Тетлока на идею турнира прогнозистов. Вывод Мила о превосходстве статистических суждений над интуитивными сегодня считается одним из самых неоспоримых достижений в истории психологии [1199] Dawes, Faust, & Meehl 1989; Meehl 1954/2013. Недавние воспроизведения: психиатрические диагнозы – Ægisdóttir et al. 2006; Lilienfeld et al. 2013; решения о зачислении – Kuncel et al. 2013; насилие – Singh, Grann, & Fazel 2011. .

Как и все хорошие вещи, цифры – это не панацея, не чудодейственное средство, волшебная палочка или решение на любой случай. Всех денег мира не хватит, чтобы оплатить рандомизированные контролируемые исследования с целью дать ответ на любые вопросы, что приходят нам в голову. Система никогда не сможет обойтись без людей, которые должны решать, какие данные собирать и как их анализировать и интерпретировать. Первые попытки количественно оценить некое явление всегда приблизительны, и даже самые удачные из них дают лишь вероятностное, а не абсолютное понимание. Тем не менее социологи и экономисты, работающие с данными, подробно разработали критерии для отбора и усовершенствования измерений, а ключевой вопрос состоит не в том, идеально ли измерение, но в том, лучше ли оно суждений эксперта, критика, интервьюера, клинициста, судьи или знатока. Как выясняется, это не особенно высокая планка.

Так как политика и журналистика по большей части не затронуты научным образом мысли, ответы на вопросы жизни и смерти там ищут способами, которые, как мы знаем, ведут к ошибкам: опираясь на единичные случаи, заголовки новостей, демагогию и то, что инженеры называют «личным мнением наиболее высокооплачиваемого сотрудника». Мы уже сталкивались с рядом опасных заблуждений, процветающих благодаря такому статистическому невежеству. Люди думают, что насильственная преступность и войны выходят в наше время из-под контроля, хотя число убитых и погибших на поле боя снижается, а не растет. Они полагают, что исламский терроризм – огромная угроза жизни и здоровью, хотя он представляет собой опасность меньшую, чем осы и пчелы. Они уверены, что ИГИЛ угрожает существованию США, хотя террористические организации крайне редко достигают своих стратегических целей.