Стивен Пинкер - Просвещение продолжается. В защиту разума, науки, гуманизма и прогресса

Источники: Political Instability Task Force (PITF) State Failure Problem Set, 1955–2008, Marshall, Gurr, & Harff 2009; Center for Systemic Peace 2015. Метод подсчета описан в Pinker 2011, p. 338. Uppsala Conflict Data Program (UCDP), 1989–2016: Набор данных UCDP об одностороннем насилии, версия 2.5–2016, Melander, Pettersson, & Themnér 2016, Uppsala Conflict Data Program 2017, оценки для «высокого уровня смертности», обновленные с учетом информации, предоставленной Сэмом Таубом из UCDP, даны как пропорция к населению Земли по данным Бюро переписи населения США. Стрелка указывает на 2008 год, последний, учтенный на рис. 6–8 в Pinker 2011

Пики этого графика соответствуют массовым убийствам во время антикоммунистических репрессий в Индонезии (1965–1966 гг., 700 000 погибших), «культурной революции» в Китае (1966–1975 гг., 600 000 погибших), противостояния тутси и хуту в Бурунди (1965–1973 гг., 140 000 погибших), Войны за независимость Бангладеш (1971 г., 1,7 млн погибших), противостояния Севера и Юга Судана (1956–1972 гг., 500 000 погибших), правления Иди Амина в Уганде (1972–1979 гг., 150 000 погибших), правления Пол Пота в Камбодже (1975–1979 гг., 2,5 млн погибших), войны во Вьетнаме (1965–1975 гг., 500 000 погибших), а также относительно недавних этнических чисток в Боснии (1992–1995 гг., 225 000 погибших), Руанде (1994 г., 700 000 погибших) и Дарфуре (2003–2008 гг., 373 000 погибших) [467] Методы вычислений: Pinker 2011, p. 716, note 65. . Едва заметный подъем в период с 2014 до 2016 года – это в том числе и те зверства, которые создают у нас впечатление, будто мы живем во времена нового всплеска насилия: как минимум 4500 езидов, христиан и шиитов, убитых ИГИЛ, 5000 жертв организации «Боко харам» в Нигерии, Камеруне и Чаде и 1750 человек, убитых мусульманскими и христианскими группировками в Центрально-Африканской республике [468] Приведены показатели 2014 и 2015 годов; это последние годы, для которых доступны данные по отдельным странам. Хотя это оценка UCDP для «высокого уровня смертности», в нее входят только подтвержденные смерти, и ее можно считать вполне осторожной. UCDP One-Sided Violence Dataset version 1.4–2015 ( http://ucdp.uu.se/downloads/ ). . Поскольку речь идет об убийствах невинных людей, язык не поворачивается сказать «к счастью», но цифры за XXI век во много раз ниже показателей предшествующих десятилетий.

Конечно же, никакой набор данных не может напрямую свидетельствовать о реальном риске военного конфликта. Историческая статистика особенно мало пригодна для оценки вероятности развязывания хотя и редких, но невероятно разрушительных войн [469] Сложность оценки риска войн: Pinker 2011, pp. 210–22; Spagat 2015, 2017; M. Spagat, “World War III – What Are the Chances,” Significance, Dec. 2015; M. Spagat & S. Pinker, “Warfare” (letter), Significance, June 2016, and “World War III: The Final Exchange,” Significance, Dec. 2016. . Чтобы использовать имеющуюся скудную информацию в мире, где история случается лишь однажды, нам нужно подкрепить цифры знанием о том, что становится причиной войн, – ведь, как гласит девиз ЮНЕСКО, «мысли о войне возникают в умах людей». В самом деле, отход от войны заключается не только в снижении числа войн и жертв вооруженных конфликтов; о нем свидетельствует и степень готовности стран к военным действиям. За последние десятилетия снизились распространенность всеобщей воинской повинности, численность вооруженных сил и уровень расходов стран мира на военные нужды в процентах от ВВП [470] Nagdy & Roser 2016a. Военные бюджеты всех стран, кроме США, сократились в долларах с поправкой на инфляцию по сравнению с пиковыми значениями времен холодной войны. В США военный бюджет снизился, если рассматривать его как долю ВВП. Всеобщая воинская повинность: Pinker 2011, pp. 255–57; M. Tupy, “Fewer People Exposed to Horrors of War,” HumanProgress, May 30, 2017, http://humanprogress.org/blog/fewer-people-exposed-to-horrors-of-war . . Важнее всего, однако, то, что серьезные изменения произошли в умах людей.

Как же это случилось? В эпохи рационализма и Просвещения войну порицали среди прочих Паскаль, Свифт, Вольтер, Сэмюэл Джонсон и квакеры. Тогда же впервые прозвучали практические предложения, как можно сократить или даже вовсе прекратить войны, в частности в знаменитом трактате Канта «К вечному миру» [471] Осуждение войны в эпоху Просвещения: Pinker 2011, pp. 164–68. . Постепенным распространением этих идей некоторые авторы объясняют снижение числа войн между великими державами на протяжении XVIII и XIX веков, а также несколько долгих периодов мира в те же годы [472] Сокращение числа войн и долгие периоды мира: Pinker 2011, pp. 237–38. . Однако систематически способствующие миру силы, о которых писали Кант и другие, начали действовать лишь после Второй мировой войны.

Как мы уже видели в главе 1, многие мыслители Просвещения были сторонниками теории «доброй торговли», в соответствии с которой международный товарообмен должен сделать войну менее привлекательной. И действительно, с тех пор как в послевоенную эпоху доля торговли в ВВП начала резко расти, количественный анализ неизменно подтверждает, что страны, которые при прочих равных условиях связывают более тесные торговые отношения, с меньшей вероятностью начинают воевать друг с другом [473] Теория «доброй торговли» подтверждается: Pinker 2011, pp. 284–88; Russett & Oneal 2001. .

Другая идея Просвещения – это теория, что демократическая форма правления позволяет держать в узде жадных до славы лидеров, готовых втягивать свои страны в бессмысленные войны. Начиная с 1970-х годов и все чаще после падения Берлинской стены в 1989-м все большее число стран решаются попробовать демократию (глава 14). И хотя категоричное утверждение, что история пока не знала войны между двумя демократическими государствами, является весьма сомнительным, факты подтверждают обусловленную версию теории демократического мира, согласно которой чем ближе две страны к демократическому строю, тем меньше вероятность их столкновения в военном конфликте [474] Демократия и мир: Pinker 2011, pp. 278–94; Russett & Oneal 2001. .

«Долгому миру» отчасти способствовал и политический реализм. Во времена холодной войны разрушительная мощь американской и советской армий (даже без учета их ядерного арсенала) заставляла сверхдержавы дважды подумать, прежде чем вступить в открытое противостояние на поле боя, так что этого, к удивлению и облегчению всего мира, так и не произошло [475] Возможность того, что ядерное оружие не сыграло значительной роли в поддержании мира: Mueller 1989, 2004а; Pinker 2011, pp. 268–78. Свежие данные: Sechser & Fuhrmann 2017. .

И все же самым важным нововведением в системе международных отношений стала идея, которую в наше время редко оценивают по достоинству: война незаконна. На протяжении большей части истории дело обстояло совсем не так. Война была продолжением политики другими средствами, и все трофеи доставались тому, кто оказывался сильней. Если одна страна считала, что другая поступила по отношению к ней неправильно, она объявляла ей войну, завоевывала некую территорию в качестве компенсации и была уверена, что остальной мир признает этот захват законным. Аризона, Калифорния, Колорадо, Невада, Нью-Мексико и Юта являются частью США по одной причине: в 1846 году американцы отвоевали их у Мексики в ходе войны, начатой из-за невыплаты долгов. Сегодня такого случиться не может: государства мира взяли на себя обязательство не вступать в войны иначе как в целях самообороны или с одобрения Совета безопасности ООН. Государства теперь бессмертны, их границы не подлежат пересмотру, а любая страна, которая решится на завоевательную войну, может ожидать от остальных бурного негодования, а никак не попустительства.