Сара Драй - Воды мира. Как были разгаданы тайны океанов, атмосферы, ледников и климата нашей планеты

Так, когда ему не исполнилось еще и 28 лет, он создал новую науку – динамическую океанологию, целью которой было понять, как движется вода в океане. Стоммел показал, что с помощью физики и математики можно описать крупномасштабное движение океанических вод. На тот момент у него не было даже ученой степени, чего он поначалу стеснялся, несмотря на мнение опытного океанографа Колумбуса Айзелина, директора Океанографического института. Стоммел написал Айзелину с просьбой дать совет, следует ли ему получить докторскую степень, на что тот ответил: «Если вы собираетесь сделать профессиональную карьеру в области геофизических наук, сомневаюсь, что докторская степень будет хоть сколько-нибудь вам полезна. Это отнимет у вас массу времени и к тому же обойдется в приличные деньги» [251] Письмо Айзелина Стоммелу, 30 апреля 1950 г.; Woods Hole Oceanographic Institution (WHOI), Papers of Henry Stommel, MC-6, Box 2, Correspondence, 1947–1954. . Движение океанических вод могло быть, по крайней мере в некоторых его аспектах, выведено из очень простых физических законов. Вот как Стоммел описал это много лет спустя: «Существует гигантский гидродинамический механизм океана… [который] приводится в действие тем, как воды реагируют на ветры, дующие над их поверхностью, и на различия в плотности, которые поддерживаются климатическими условиями на разных широтах» [252] Henry Stommel, Autobiography, I-8, in The Collected Works of Henry Stommel (Boston: American Meteorological Society, 1995). . Другими словами, хороший механик при должном упорстве мог понять, как работает эта океаническая машина.

Но тут присутствовал один важный момент: Стоммел считал, что «гидродинамический механизм океана» можно описать с помощью законов движения жидкостей, однако не верил, что на основе этих законов можно понять океан. Он был слишком сложен, а законы слишком общи. Для более глубокого понимания океана, по мнению Стоммела, требовался интеллектуальный прорыв, озарение, с последующей отработкой идеи. Это озарение происходило в областях сознания, находящихся за пределами рационального мышления и даже языка, и приводило к рождению того, что Стоммел называл «образом-затравкой». А далее начинался процесс многократного соотнесения этого «образа-затравки» с реальностью, представленной в виде наблюдений за океаном. Стоммел сравнивал это с процессом кристаллизации или, точнее говоря, с попыткой (зачастую неудачной) сформировать «затравку» из насыщенного раствора идей и затем вырастить ее в полноценный кристалл. Ему было хорошо знакомо это состояние: когда у него накапливалось достаточно идей по поводу конкретной проблемы, но озарение так и не наступало, он впадал в состояние, подобное трансу. В своих мемуарах Стоммел писал: чтобы стимулировать озарение, «я расфокусирую ум, перестаю сознательно сосредоточиваться на этой проблеме, дабы позволить отдельным идеям перемешаться и слиться в нечто, подобное галлюцинаторному видéнию. По сути, я пытаюсь поднять когнитивную температуру до некоего порога, когда концептуальная структура на несколько дней полностью исчезает, а затем пытаюсь снова ее понизить, чтобы увидеть, что из этого выкристаллизуется». Одного такого раунда редко бывало достаточно. Когда же «образ-затравка» в конце концов выкристаллизовывался, Стоммел проверял его на соответствие реальным наблюдениям, чтобы узнать, сумел ли его разум достичь истинного понимания океана [253] Stommel, Collected , I-9. .

Генри Стоммел рос на берегу океана, в Бруклине и на Лонг-Айленде. Он изучал математику и астрономию в Йельском университете, а в 1942 г. по убеждениям отказался от военной службы. Хотя он не скрывал своих пацифистских взглядов, его направили преподавать математику другим молодым людям, которые обучались по программе ускоренной подготовки офицеров военно-морского флота и изучали математику для навигационных целей. Тем не менее Стоммелу эта работа нравилась. После войны он поступил в богословскую школу Йельского университета, но вскоре понял, что реальность, предлагаемая религией, удовлетворяет его ничуть не больше, чем та, что предлагалась войной [254] Источники биографических сведений о Стоммеле: Arnold Arons, «The Scientific Work of Henry Stommel,» in Evolution of Physical Oceanography: Scientific Surveys in Honor of Henry Stommel , ed. Bruce A. Warren and Carl Wunsch (Cambridge, MA: MIT Press, 1981); Carl Wunsch, «Henry Melson Stommel: September 27, 1920 – January 17, 1992,» National Academy of Sciences Biographical Memoir 72 (1997): 331–350; «A Tribute to Henry Stommel,» Oceanus 35 (Special Issue, 1992). Также см.: Henry Stommel's Autobiography in Collected Works . .

Еще в 1944 г. благодаря образованию и опыту преподавания на курсах ВМФ Стоммел сумел получить исследовательскую должность в небольшом, но динамично развивавшемся Океанографическом институте в Вудс-Хоуле. Он пробовал себя в разных областях, но ничто не увлекало его по-настоящему. Молодой ученый дрейфовал безо всякой цели – и мог бы дрейфовать так и дальше, но (как он любил говорить) ему повезло. Он оказался в том месте и в то время, где и когда государство активно финансировало научные исследования. В первую очередь это делали военные: они вливали в науку огромные деньги и ресурсы, рассчитывая, что та обеспечит им безопасность полетов, поможет скрывать и обнаруживать в океане подводные лодки и т. д. и т. п. Но прежде всего Стоммелу повезло в том, что его окружали увлеченные люди, неравнодушные в том числе и к его судьбе.

Любопытно, что его первым жилищем в Вудс-Хоуле стал бывший дом священника местной церкви – добротное здание, где во множестве комнат обитала разношерстная компания океанографов, состав которой регулярно менялся. По дороге из дома на работу Стоммел видел гавань и каждое утро проверял, все ли суда стоят на якорях. Его мир одновременно был маленьким и огромным, наполненным холостяцкой беззаботностью и приключениями в водах Атлантики, омывавших берега Кейп-Кода. Старый дом тоже походил на корабль. Внутри него границы между работой и жизнью стирались. Там царила атмосфера свободы, розыгрышей, юмора, подчас грубоватого, и интеллектуальных бесед. В этом уникальном сборище молодых ученых каждый был специалистом в своей области, но разделял общую для всех страсть к океану.

Бывал Стоммел и на исследовательских судах, которые выходили в прибрежные воды и дальше, в открытый океан. По его собственному признанию, он не был прирожденным моряком и оказался довольно неумелым техником. У него не получалось справиться даже с таким простым делом, как измерение забортной температуры в холодных зимних водах залива Мэн. Стоммел не понимал, для чего нужны эти измерения, точность которых вызывала у него сомнения. Батитермограф – самопишущий прибор для измерения температуры воды с регистрацией ее распределения по глубине – был таким же «неумелым», как он, и имел массу технических недоработок. В результате во время таких экспедиций Стоммел старался держаться подальше от коллег-океанографов и их тяжелых приборов, которые те закидывали за борт. Тем не менее ему нравилась мысль, что он находится в океане, и, когда его не одолевали приступы морской болезни, нравилось и само пребывание в нем. Стоммел пришел к убеждению, которое осталось с ним на всю жизнь, что для того, чтобы узнать океан, нужно провести в нем много времени. Только так, полагал он, можно развить в себе физическое ощущение воды, интуитивное понимание того, как она движется, в масштабах, несопоставимых с человеческим опытом. Кроме того, мореплавание давало Стоммелу возможность учиться сотрудничать и налаживать отношения с разными людьми. «Работа в море сглаживает острые углы и делает нас лучше в человеческом плане», – позже писал он [255] Henry Stommel, «Why We Are Oceanographers,» Oceanography 2, no. 2 (1989): 48–54. .