Аллен Эстерсон - В тени Эйнштейна. Подлинная история жены гения [litres]

За пределами Сербии единственными доступными нам версиями ключевого момента в поддержку возникшей позже истории Милевы являются три фразы сербского оригинала, сопровождающиеся переводами на немецкий и английский язык трех авторов. Десанка Трбухович-Гюрич, в своей биографии Марич цитирует эти фразы на сербском. Немецкий перевод, сделанный, вероятно, ею же, появился в немецких изданиях ее книги. Фразы, приводимые автором на сербском, переведены на английский Карло Бараньи и опубликованы Мишель Закхейм в ее книге «Дочь Эйнштейна: в поисках Лизерль». Сербский автор Дорд Крстич в своей книге «Милева и Альберт Эйнштейн: любовь и научное сотрудничество» дает другой английский перевод, причем приводит оригинальное интервью в качестве источника. Английский перевод Крстича выглядит гораздо ближе к немецкому переводу.

Как сообщал Сретенович, Милана Стефанович (чтобы избежать путаницы, в дальнейшем мы будем называть ее просто Милана), явно отвечает на вопрос о работе Эйнштейна, когда говорит:

«Мика [еще одно домашнее имя Милевы] должна быть самым надежным источником информации о происхождении его [Эйнштейна] теории [относительности], поскольку принимала участие в ее создании. Пять-шесть лет назад Мика рассказывала мне об этом, но с болью. Вероятно, ей было тяжело пробуждать воспоминания о самых приятных часах, а может, ей не хотелось принижать великую славу ее бывшего мужа».

В английском переводе Закхейм последняя фраза звучит так: «maybe she does not wish to kill the great voice of her former husband» («возможно, она не хочет заглушить великий голос ее бывшего мужа»). Немецкий перевод Трбухович-Гюрич звучит более прозаично: «vielleicht wollte sie auch dem grossen Ansehen ihres einstigen Mannes nichts anhaben» («возможно, она не хотела повредить великой репутации ее бывшего мужа»).

В авторитетной книге Трбухович-Гюрич свидетельство Сретеновича, наряду с цитатами из ненаучных источников (см. раздел о Питере Мишельморе ниже), используется как утверждение, что Марич принимала участие в формулировке специальной теории относительности Эйнштейна. Но, что типично для свидетельств, основанных на слухах, мы не можем знать, что именно Марич говорила Милане. Более того, неопределенность Миланы (как это подано журналистом) не указывает на однозначность слов Марич. Слова «Вероятно, ей было тяжело пробуждать воспоминания о самых приятных часах, а может, ей не хотелось «ослаблять» (принижать) великую славу ее бывшего мужа» допускают, что Милана вносит от себя нечто большее, чем на самом деле ей сказала Марич.

Сама Марич не подтверждала то, что говорила Милана в интервью (если вообще была с ним ознакомлена – по мнению Крстича, Марич в 1929 году ездила в Нови-Сад, чтобы позаботиться о больной матери. Потом она навестила другую свою близкую подругу по Цюриху, Элен Кауфлер-Савич, которая в то время жила в Сербии, недалеко от Белграда. Визит подтверждается письмом, которое Марич написала Кауфлер-Савич 13 июня 1929 года, после возвращения в Цюрих. Это было примерно через три недели после публикации интервью в Белграде. Нельзя утверждать наверняка, видела ли Марич интервью с Миланой или Милана только сообщила ей о нем, но Марич упоминает об этом в письме к Элен от 13 июня:

«Милана написала мне очень самоуверенное письмо…Милана не могла не посвятить в наши разговоры газетного репортера, но я тогда думала, что тема закрыта, поэтому вообще ее не касалась. Я бы предпочла не иметь дела с подобного рода газетными публикациями, но подумала, что это доставит удовольствие Милане, а она, вероятно, решила, что тем самым доставит удовольствие мне и каким-то образом поможет мне обрести определенные права vis-à-vis Э. [Эйнштейна] в глазах публики».

Из этого письма следует, что Марич не опровергает, но и не подтверждает версию, которую Милана изложила журналисту – версию Марич о ее роли в формулировании специальной теории относительности, которую, по словам Миланы, та рассказала ей пять или шесть лет назад. Если, что вполне вероятно, Марич не видела самой статьи в белградской газете, а полагалась лишь на то, о чем сообщила ей Милана в письме, не исключено, что Марич оказалась не вполне в курсе того, что наговорила журналисту ее подруга.

Даже притом, что содержание интервью крайне ненадежно и является показанием с чужих слов, интересно оценить объективность (или необъективность) источника. В данном случае важно отметить, что в конце своих студенческих лет в Цюрихе Милана Бота невзлюбила Эйнштейна. Как отмечают Хайфилд и Картер, «Милана не была незаинтересованным лицом; ее свидетельства отражают ее большую любовь к Милеве и, вероятно, долгую неприязнь к Эйнштейну». В Цюрихе Эйнштейн был частым гостем пансиона фрау Энгельбрехт, в котором проживали Марич, Милана Бота, Элен Кауфлер и еще несколько молодых женщин, приехавших в Цюрих для получения высшего образования. Он часто приходил со скрипкой на устраиваемые ими музыкальные вечера, и в 1898 году Бота в письме родителям весьма высоко о нем отзывалась. Однако по мере развития романа Эйнштейн все больше монополизировал время Марич (они также регулярно вместе читали книги известных физиков), и отношение Бота к нему радикально изменилось. В июле 1900 года она писала матери: «С Мицей [одно из прозвищ Милевы] вижусь редко из-за этого немца [Эйнштейна], которого терпеть не могу…». Несомненно, склонность Эйнштейна поддразнивать подруг Милевы могла усиливать неприязнь Миланы по отношению к нему, независимо от причины и глубины этой неприязни.

Двадцать девять лет спустя у Миланы могли сохраниться чувства студенческих лет. Стало это причиной или нет, не важно, поскольку подруга Марич не только не была незаинтересованным лицом в интервью, но и потому, что вырванные из контекста интервью три фразы содержат в себе все недостатки пересказа с чужих слов. Этот фрагмент включила в свою книгу Трбухович-Гюрич, и, несмотря на известные предостережения, он стал рассматриваться теми, кто готов был закрыть глаза на очевидную сомнительность этих слов, как самое раннее письменное свидетельство в поддержку истории Милевы.

В 1962 году известный австралийский журналист Питер Мишельмор, в то время работавший иностранным корреспондентом в Соединенных Штатах, опубликовал небольшую биографическую книжку «Эйнштейн: краткий очерк». В процессе подготовки книги он в феврале 1962 года на два дня съездил в Калифорнию и побеседовал с сыном Марич и Эйнштейна Гансом Альбертом Эйнштейном. Ганс Альберт родился в Берне в мае 1904 года, стал дипломированным инженером и в 1960-х годах был профессором Калифорнийского университета в Беркли. В контексте разговора о статье Эйнштейна 1905 года, посвященной теории относительности, Мишельмор заявил, не ссылаясь на источник: «Милева помогала ему разобраться с некоторыми математическими проблемами, но никто не мог помочь в его творческой деятельности, в потоке новых идей».