Александр Степанов - Очерки поэтики и риторики архитектуры

Пытаясь понять причину своего противоречивого отношения к результатам и следствиям блистательной реставрации, я склоняюсь к мысли, что столь причудливая судьба ждала дом НКФ изначально. Дело в том, что новый быт был умозрительной фикцией. Хитроумная машина для ее осуществления должна была набрать полную силу в утопическом будущем, которое не имело ничего общего с будущим реально наступившим. Поэтому у жилой машины Гинзбурга могло быть только два сценария этого реального будущего.

Первый, затянувшийся почти на девяносто лет, был режимом адаптации тонко устроенного жилого механизма, в котором было продумано и исчислено каждое действие обитателей и не предусматривалось ни малейшей степени свободы в рамках рациональных поведенческих моделей – к беспросветно убогой, безобразной коммунальной жизни с семьями, ютящимися в спальных нишах, со скандалами у «кухонных элементов» и захламлением мест общего пользования утлым семейным скарбом и всяческой рухлядью. Руинированное состояние дома НКФ было прямым следствием использования утопической машины не по назначению.

Но вот настал момент, когда тщательно отремонтированный экстравагантный жилой механизм с его искусно созданными неудобствами выставили на торги. Понятно, что жить в нем можно только напоказ. Экспозиционная (по Беньямину) ценность квартир, приобретенных за миллионы, многократно превышает их оценку по прагматическим потребительским свойствам. Вот эта-то экспозиционность и смущает меня, с удовольствием разглядывающего прекрасно отделанные интерьеры дома Наркомфина. Самим своим происхождением он был обречен если не разрушиться – то стать пикантной игрушкой на столичной ярмарке тщеславия.

Четверть века спустя после возведения в Петербурге дома Маркова свою версию приложения колоссального ордера Лоджии дель Капитанио к многоквартирному дому создал виднейший отечественный палладианец ХХ века Иван Жолтовский. Я имею в виду семиэтажный жилой дом работников Моссовета на Моховой улице, 13. Этот дом считают творческим манифестом Жолтовского 622 622 Хан-Магомедов С. О. Творческий манифест И. Жолтовского – дом на Моховой // Архитектура советского авангарда: Проблемы формообразования. Мастера и течения. М., 1996. . «Я выступаю с классикой на Моховой, – говорил он Щусеву, – и если я провалюсь, то провалю принципы классики» 623 623 Цит.: Паперный В. Культура два. М., 2006. С. 36. . Трудно представить (хотя теоретически возможно), чтобы дом на Моховой создавался без оглядки на дом на Каменноостровском проспекте. В моем воображении отличия московского дома от петербургского носят полемический характер. Лучше один раз увидеть, чем семь раз услышать: наглядным примером Жолтовский указывает на нарушения принципов классики, допущенные Щуко.

Во-первых, не следовало ставить такой высокий дом на столь узкой улице. Вот Моховая, переходящая в Манежную площадь, дает достаточно простора, чтобы высота и даже ширина его (если отойти подальше) умещались в поле зрения, хотя дом Жолтовского в полтора раза шире дома Щуко. Во-вторых, не надо было ставить колоннаду на массивный первый этаж и лишать дом аттика. Мощь колоннады Щуко неоправданна, потому что, имея под собой основательную опору, она ничем, кроме разорванного и тем самым облегченного антаблемента, не нагружена. Вот у меня на Моховой, показывает Жолтовский, колоннада (тоже из полуколонн) стоит на земле, а над карнизом есть еще массивный этаж, подобный верхнему этажу вичентинской лоджии, поэтому колонны действительно трудятся, а не бездельничают. И очень жаль – пусть в этом промах не Щуко, а Маркова, – что в центре его фасада нет высокой арки таких же пропорций и высоты, как в Лоджии дель Капитанио. В-третьих – и это самое важное – не следовало втискивать колоннаду между мощными выступами. На Моховой колоннада не зажата ризалитами, а, наоборот, выступает вперед во всю ширь на фоне узких уступов с маленькими оконцами и малым трехэтажным ордером; колонны же выше и изящней в пропорциях, так что интерколумнии равны не 1,5, а 2,25 их диаметра. Поэтому колоннада дышит вольно, как советские люди, а поскольку оконные проемы, как и у Щуко, почти равны ширине интервалов, света в московские квартиры попадает в полтора раза больше, чем в петербургские. Кстати, столь свободная расстановка колонн обеспечена тем, что вместо допотопного петербургского крипича за классическим фасадом на Моховой скрывается прогрессивный железобетонный каркас.

Фасад, прекрасно прорисованный Жолтовским, простирается вдоль улицы-площади непринужденно: ведь ради него – подумать только! – отказались от прокладки дублера Тверской улицы, предусмотренного генеральным планом Новой Москвы 624 624 Дом на Моховой. URL: https://ru.wikipedia.org/wiki/Дом_на_Моховой (дата обращения 25.06.2019). . Этот фасад говорит, что кончилась эпоха, когда земля чего-то стоила, так что теперь дом может занять столько места, сколько сочтет нужным государство, ничем не сдерживаемое в своей строительной политике. Покончив с рынком недвижимости, можно рассматривать жилое здание как преграду между улицей и сколь угодно обширным, далеко вглубь квартала простирающимся двором, структурированным не экономическими факторами, а произволом архитектора. Поскольку хозяином дома становится государство, оно и только оно решает, какой степенью привлекательности должен обладать тот или иной фасад. Личные эстетические предпочтения здесь неуместны ни со стороны предложения недвижимости, ибо усилиями архитектора фасад репрезентирует амбиции государства, ни со стороны спроса на нее, ибо государство же определяет, кого оно будет вселять в данный дом, а кого не будет.

Освободившись от буржуазного понимания городского многоквартирного дома, архитектор отказывается и от иронического, гротескного обыгрывания этой темы. Поэтому дом Жолтовского свободен от динамического конфликта, от композиционной неуравновешенности дома Щуко. Он преисполнен чиновного самодовольства, государственного самовосхваления. Адольф Лоос, умерший как раз в то время, когда ударными темпами сооружали дом на Моховой, должен бы был назвать «потемкинским городом» не императорскую свою Вену 625 625 Лоос А. Указ. соч. С. 7–12. , а ту Москву, какой она стала бы в результате последовательного осуществления принципов классики в понимании Жолтовского.

Площадью остекления дом на Моховой может соперничать с фабричными корпусами и с общественными зданиями конструктивистов. Подоконники первого этажа опущены так низко, что внутрь может заглянуть любой прохожий. Эта прозрачность, вероятно, вызывала непроизвольные ассоциации с обобществленностью быта, доходящую до абсурда степень которой описал Замятин в антиутопии «Мы». Во всяком случае, стеклянные поверхности фасада на Моховой напрочь исключали представления о замкнутости приватной, семейной жизни. Если это фасад палладиански декорированной фабрики, то продукцией этой фабрики надо считать людей новой формации. Государственным механистическим равнодушием веет от шедевра Жолтовского.