Александр Степанов - Очерки поэтики и риторики архитектуры

Стеклянная мембрана не напрасно нас интриговала. За ней скрыто от посторонних взоров самое интересное помещение верхнего этажа – холл. Он расположен в центре виллы, и обойтись без него невозможно, когда семейство расходится по своим комнатам: дети – с гувернанткой, родители – к себе. Стеклянным изгибом ограждена широкая винтовая лестница. Только по ней хозяева и гости могут спуститься на второй сверху этаж виллы, который из сада выглядит как бельэтаж, ибо ниже есть еще служебный цокольный этаж.

Двадцать пять невысоких травертиновых ступенек вниз – и прямо перед вами – стеклянная дверь, а справа – глухая. Открыв глухую, едва не натыкаешься на узкую, как на корабле, металлическую винтовую лестницу с белыми перилами, уводящую вниз 432 432 В цокольном этаже находились котельная со складом угля, прачечная с сушилкой и гладильной, фрукто- и овощехранилище и кладовая для садового инвентаря, а также герметически закрывающееся (против моли) хранилище шуб. URL: https://www.tugendhat.eu/en/the-building/the-structure.html (дата обращения 25.12.2019). . За ней, по левую руку, светится простенок из матового стекла, к которому примыкает еще один, дугообразный в четверть окружности, из эбенового дерева. Невнятный план. Это сервировочная, за которой видна кухня. Нам туда не надо.

Открываем стеклянную дверь – и оказываемся в довольно темном углу зала площадью под двести квадратных метров, дальний периметр которого образован не стенами, а стеклом от пола до потолка 433 433 Громадное стекло с помощью лифта полностью опускалось в специальное помещение этажом ниже. Вместо батарей действовала система кондиционирования: через неприметные решетки в полу перед стеклом подавался воздух, настоянный на лечебных травах (последняя подробность тоже сообщена мне Ольгой Серебряной). , за которым утопает в свету сад. Мерно расставлены тонкие блестящие колонны крестообразного сечения. Благодаря хромированной поверхности они кажутся хрустальными.

Посреди зала, параллельно его длинной стороне, стоит, почти касаясь потолка, двухдюймовой толщины экран из медового оникса длиной шесть метров. С порога мы видим его с северной стороны, из тени на просвет. Днем он «мягко светится, на закате горит и полыхает» 434 434 Еще раз благодарю О. С. Это ее слова. . Завораживающую игру цвета и яркости экрана Тугендхаты наблюдали ежедневно, ибо в этом зале, в разных его местах, и проводили они бóльшую часть дня. Ониксовый экран, притягивающий взгляд и наводящий на сравнение мертвой природы и живой, что за стеклом, – это точка отсчета интерьерных координат: любой человек, любой предмет находятся ближе или дальше, левее или правее, за или перед экраном; это светораздел; это граница между зонами, сообщающимися между собой в его обход. Затененная зона – музыкальный салон, где царствует рояль и видимое уступает слышимому; больше света в библиотеке, еще светлее кабинет; больше всего света в гостиной с панорамой противоположного холма.

Ониксовой стены уже было бы достаточно, чтобы внести разнообразие в огромное помещение, структурировать его, организовать сообразно прихотям и занятиям хозяев и гостей. Но Мис и его дизайнер Лили Райх этим не удовлетворились. Они прорезали потолок пазами, по которым можно передвигать в разных направлениях шелковые и бархатные портьеры 435 435 Один из прецедентов, на который указывает Марианна Иглер, – комната-палатка Шинкеля на вилле Шарлоттенхоф: Eggler M. Divide and Conquer: Ludwig Mies van der Rohe and Lilly Reich’s Fabric Partitions at the Tugendhat House // Studies in the Decorative Arts. Vol. 16, № 2 (Spring – Summer 2009). P. 83–85. . Можно, например, полностью выгородить гостиную – и тогда замкнутся в себе кабинет и библиотека. Можно отделить кабинет от музыкального салона. Портьеры – средство, пусть не очень надежное, взаимной звукоизоляции различных зон помещения (проницаемость для звуков – ахиллесова пята всей архитектуры Миса).

Вспоминаются японские дома с подвижными перегородками, но складки тканей выглядят теплее, уютнее японских деревянных рам с натянутой рисовой бумагой. Они лучше поглощают звук и дают живой свето-теневой эффект. Не нужно сильно напрягать воображение, чтобы увидеть сходство хромированных колонн с плотно сжатыми складками сверкающей ткани 436 436 Филип Джонсон в каталоге знаменитой выставки современной архитектуры, состоявшейся в МоМА в 1932 году, на которой творчество Миса было представлено виллой Тугендхат, назвал Миса «несравненным декоратором в лучшем смысле слова – декоратором пространства» (Modern Architecture. International Exhibition. N. Y., 1932. P. 117). . Не расчленять жилой интерьер на отдельные комнаты различного назначения – небывалое по тем временам решение, благодаря которому обитатели чувствовали себя непринужденно, как на не разгороженном заборами лоне природы, где люди сами решают, где им улечься загорать, где играть в мяч, а где расположиться на пикник.

Сделав пару шагов вглубь зала и обнаружив справа простенок из матового стекла и примыкающий к нему деревянный простенок в четверть окружности, догадываешься, что это ты уже видел с обратной стороны, когда забрел в сервировочную. Эбеновым полуцилиндром выделена столовая. Ее диаметр равен длине ониксового экрана: шесть метров. В центре – большой круглый стол.

У любого посетителя виллы, сведущего в событиях культурной жизни Европы тех лет, хромированные стальные опоры крестообразного сечения, большие стеклянные плоскости и свободно стоящая ониксовая стена вызывали ассоциацию с выставочным павильоном Веймарской республики в Барселоне, построенным по проекту Миса ван дер Роэ в 1929 году. Следовательно, стиль виллы, который впоследствии, включив ее в русло «современного движения», стали считать интернациональным, в тот момент истории был в глазах иностранцев ультрасовременным германским стилем, хотя в Германии этому стилю противостояло консервативно-националистическое направление. Грета и Фриц происходили из семей немецких евреев, живших в Брно в течение нескольких поколений и входивших в промышленно-торговую элиту тогдашнего немецко-говорящего мира. Стиль их виллы в немецком Брюнне, старой столице Моравии, был важным жестом идентификации с немецкой общиной, составлявшей в 20‐х годах треть населения этого города, а в более широком плане – с кругами крупной буржуазии, поддерживавшей Веймарскую республику. Неудивительно, что чехословацкая архитектурная пресса обошла вниманием виллу Тугендхат. Нацисты же, придя к власти, перечеркнут культурную идентификацию Тугендхатов и обесценят политическую. Для нацистов архитектура их виллы – «еврейская». Тугендхаты держались до последнего, но в 1938 году успели эмигрировать в Венесуэлу.

Однако оникс и как бы хрустальные колонны – нечто большее, чем изысканные атрибуты присутствия Веймарской республики на мировой арене. Оникс, в европейских недрах отсутствующий, – экзотика. И это райское блаженство, ибо сказано: «И золото той земли хорошее; там бдолах [хрусталь. – А. С. ] и камень оникс» 437 437 Быт. 2, 12. .