Евгений Бульба - Биология и Буддизм. Почему гены против нашего счастья и как философия буддизма решает эту проблему

Итог: парохиальность можно назвать мрачным фундаментом светлого альтруизма.

Чувство справедливости нужно рассмотреть потому, что оно имеет прямое отношение к нравственности. К сегодняшнему дню эволюционисты объяснили происхождение многих человеческих черт. Например, к базовым регуляторным механизмам сотрудничества относятся зависть, отвращение, имитирование… Вышеперечисленные качества эмоционально-интуитивны, и мы не склонны задумываться над их смыслом. Справедливость же стоит особняком. По какой-то причине она сверхважна, и мы строим сложные философские схемы ради ее обоснования. Каждый свой поступок мы подаем так, чтобы он выглядел справедливым. Ради справедливости люди готовы жертвовать многим, подчас всем. Под флагом справедливости проходят революции и семейные скандалы, и любая, даже самая вероломная и бесчестная война сопровождается демагогическими спекуляциями о том, что она «справедлива».

Споры о происхождении справедливости тянутся тысячи лет. Исходя из принятых критериев справедливости люди строили тот или иной общественный уклад. Человечеству нужно было определить истоки справедливости, чтобы понять ее механизм и установить «по-настоящему справедливые» правила. Платон считал, что добродетель и справедливость исходят из познающего идеал разума и что справедливость индивидуума порождается правильным обществом. Справедливость по Платону – это соответствие своей сфере, своим способностям. Если справедливый (соответствующий) правитель учредит правильные законы, то справедливость восторжествует в обществе и в каждом человеке. Соответственно, справедливость правителя-философа определяется его мудростью, способностью понять «благо». За Платоном последовали Аристотель и стоики, определившие направление европейской философии в этом вопросе. Фома Аквинский утверждал, что справедливость устанавливается божественным законом. Декарт и Спиноза пытались математически обосновать справедливость. Они были уверены, что мораль можно обнаружить и сформулировать подобно законам естественных наук. Томас Гоббс пошел еще дальше и свел справедливость к договору. Чем более обширным и продуманным будет принятый обществом договор, тем ближе общество окажется к справедливости.

Иммануил Кант настаивал на разуме как источнике морали и справедливости. Он наконец-то подытожил европейские идеи этого направления – утверждал, что человеческий разум независим и потому способен самостоятельно определять законы природы и общества. Таким образом, Кант вывел разум человека из-под сверхъестественной власти божественной справедливости. Мораль и справедливость перестали зависеть от Бога, природы или мира идей. Только разум определяет законы – то, что разумно, становится законом. Отрицание права разума на формулирование законов равнозначно отрицанию существования морали и самого разума. Если закон сформулирован правильно, то он становится универсальным – императивом. У этого императива нет никакого «высшего» источника. Справедливость наступает тогда, когда общество признает императив, согласно которому совершаемый поступок будет в конечном счете оцениваться согласно тому, может ли он быть принят как образец для человечества.

Будда Шакьямуни, живший на 100 лет раньше Платона, говорил, что альтруизм и сострадание – части человеческой природы и что справедливость включена в наше бытие как проявление закона кармы.

Дэвиду Юму и Адаму Смиту были близки взгляды Будды, хотя вряд ли они знали об этом. Их мнения по данному вопросу сходились хотя бы потому, что они были друзьями. Этих достойных джентльменов можно считать европейскими оппонентами последователей Платона. Юм и Смит полагали, что человеческая природа эмоциональна и эмпатична. Дэвид Юм считал познание человеческой природы своей главной задачей. Путем длительных размышлений и рефлексии он обнаружил, что разум, пытаясь ответить на вопросы о собственной сути, сам себя блокирует и заводит в тупик. Скепсис относительно возможностей ума привел Юма к выводу, что основой морали является человеческая природа, которой нужно уметь доверять. Юм обнаружил, что поведение определяется устойчивыми «впечатлениями», которые относятся как к внешнему миру, так и к рефлексии. Соответственно, личность – это поток «впечатлений», которые только в малой степени поддаются разумному контролю: «Разум является и должен быть только рабом страстей и никогда не может претендовать ни на какую иную роль, чем служить и повиноваться им».

Юм определял человека как общественное существо и допускал, что моральные нормы возникают как переживания. Он заметил, что нравственные поступки мгновенно пробуждают в нас приятные переживания и наоборот. Также и наблюдение за отвратительным поступком мгновенно переполняет нас гневом к негодяю и сочувствием к жертве. Юм считал, что справедливость – культурное качество, но доброта и великодушие – естественные. Этот вывод касался скорее контекста терминов, и поскольку Юм не считал разум первичным фактором и, с другой стороны, определял милосердие врожденным, то очевидно, что справедливость спонтанно должна была корректироваться милосердием. «Моральные чувства столь укоренены в нашем строении и душевном складе, что, не уничтожив полностью человеческий разум болезнью или безумием, нельзя искоренить и уничтожить их…».

Современные исследователи, несмотря на обилие экспериментальных возможностей, недалеко ушли в этом вопросе.

Происхождение справедливости обсуждалось и аргументировалось… Диспут шел по кругу и повторялся в новых терминах, но со старым содержанием, к примеру: критерии справедливости спущены свыше, пришли из рассудка или являются частью внутренней сути…

Древний спор разрешился недавно – яркое свидетельство того, как извечные «чисто философские» вопросы решаются прозаичным научно-экспериментальным способом. Ближе к нашему времени проблема выкристаллизовалась в вопрос: справедливость рассудочна или рефлекторна (первично эмоциональна). Эта часть диспута касается механизма справедливости, но, поняв механизм, легче искать происхождение. Американские нейрофизиологи поставили эксперимент, в котором испытуемые делали моральный выбор между справедливостью и эффективностью. Например, люди делали реальное пожертвование в фонд помощи голодающим детям и потом принимали ряд решений об использовании этих средств. В одном варианте средства расходовались справедливо, но в силу объективных причин значительная часть терялась. В другом случае распределить помощь можно было неравномерно (то есть несправедливо), но без потерь. Во время обдумывания мозговая активность регистрировалась с помощью ФМРТ. Исследователи пытались выделить участки мозга, ответственные за эффективность, справедливость и условную пользу (результат). Можно было бы ожидать, что решение об эффективности принимается при активации зон мозга, отвечающих за логику, а решение о справедливости рождается при активности эмоциональных структур; решение о пользе могло вызвать одновременную активность. Существовала и масса других вариантов, отражающих борьбу эмоций и разума. Оказалось же, что для каждого из этих процессов существует свой отдельный участок и все эти участки относятся к областям эмоциональной активности. Рассудок принимал участие во всех случаях, но не был ведущей силой. Все варианты решений порождались и диктовались эмоциями. Человек взвешивал три эмоциональных решения, и рассудок помогал выбрать между ними. Получается, что речь не идет о том, что в моральной дилемме первично – логика или чувство. Рассудок изначально находится в роли обслуживающего персонала. Он может тем или иным образом подкорректировать решение, но исходные выборы эмоциональны, итог подводится на основе эмоций. Тысячелетний постулат о борьбе рассудка с эмоциями оказался некорректен – рассудок не борется, он обслуживает!