Евгений Бульба - Биология и Буддизм. Почему гены против нашего счастья и как философия буддизма решает эту проблему

С одной стороны, мы боремся за статус внутри группы, но с другой – имеем склонность к эгалитаризму. Стремление к равенству и развивающееся из него чувство справедливости обеспечивают стабильность групп. Эксперименты с детьми и животными позволяют понять, что справедливость – универсальный и врожденный феномен. Он присутствует не только у людей и способен управлять поведением, обходя сознательную область психики.

Любая черта может проявляться как положительным, так и негативным способом, «вредная» справедливость порождает зависть. Стремление к равенству ведет к выравниванию группы, и, несмотря на всю неприглядность этого чувства, зависть выступает регулятором.

Сегодня наука может подвести итог о происхождении и механизме справедливости: наше чувство справедливости инстинктивно, мы «прошиты» им с рождения. Если человек нормально развивался, то справедлив по природе. В ситуации морального выбора мы имеем готовое, основанное на врожденном чувстве справедливости эмоциональное решение, которое опережает разумные доводы.

Стремление к справедливости производит побочный продукт, важный для нашей темы, который присутствует в жизни каждого достойного человека. Чувство справедливости, «развернутое» к себе, порождает такой феномен, как совесть. Если справедливость отвечает за контроль того, как ведут себя другие, то совесть – это справедливость, относящаяся к себе как объекту. Если вспомнить то, что говорилось о самосознании, то можно сделать вывод, что совесть возможна у существ, которые способны объединить чувство справедливости и самоосознание. Если существо может воспринять себя как внешний объект, понять, как оно выглядит в глазах окружающих, понять, что думают о нем партнеры, то чувство справедливости, примененное к себе как равному объекту сотрудничества, и будет тем, что мы называем совестью.

По сравнению с нюансами парохиальности и справедливости происхождение репутации понять просто. Репутация отражает суммарное мнение о человеке. Мы посвящаем много времени созданию репутации, забота о ней движет множеством прекрасных начинаний.

Если чувство справедливости защищает от того, чтобы быть использованными эгоистами, то неизбежно должны были появиться и притворщики, которые попробуют нарушить справедливость неявно – так, чтобы никто не понял. Эгоисты сделали свой ход и научились казаться альтруистами, следовательно, должна была появиться защита второго порядка.

Чувство справедливости спасает нас от нахлебников, совесть заставляет следить за собственным эгоизмом, умение замечать скрытых эгоистов делает нас скептичными и учит видеть обман и любить правду! Но, кроме всего этого, необходимо еще и «учитывать баланс» – фиксировать в памяти то, как партнер себя ведет, как часто он поступает достойно, бывает несправедлив по отношению к кому-нибудь, пытается ли иногда обмануть… Мы учитываем репутацию других и созидаем свою. Заботясь о ней, мы сигнализируем окружающим: я честный альтруист, со мной можно сотрудничать – я не сделал ничего такого, за что меня можно было бы исключить из группы или лишить части общего пирога. Репутация – это мощнейший феномен, который заставляет даже настоящих эгоистов жить так, что это идет на пользу обществу. Если эгоист хотя бы немного отягощен интеллектом, то он будет заботиться о репутации и маскироваться под альтруиста. Хотя бы напоказ, но он станет работать в общих целях.

С появлением репутации противостояние альтруистов и эгоистов перешло на уровень восприятия и мнений. В мире сложных отношений альтруизм и эгоизм потеряли свою определенность – эгоисты порой чувствуют и делают то же, что и альтруисты, и наоборот. Большинство людей ведут себя ситуативно и двойственно. Явно выраженных эгоистов и альтруистов примерно по 5 %. Эгоисты также владеют всеми инструментами общественного сотрудничества и в полной мере задействуют эмпатию, чтобы чувствовать отношение к себе, и рефлексию, чтобы представить, как они выглядят в глазах партнеров. Если эгоисты озаботились подделкой репутации, то альтруисты приобрели скепсис – умение распознавать подделку.

Наше умение больше ценить дела, чем слова, медяк бедняка, а не золотой богача, искреннее сочувствие, а не вежливые фразы и есть проявление здорового скепсиса, отделяющего истинную репутацию от ложной.

Эгоисты не отставали и приобрели способность верить в создаваемый ими же обман. Ведь если альтруисты научились распознавать ложь, значит, нужно лгать так, чтобы не поверить было невозможно. Значит, ради этого нужно самому поверить в собственную ложь. Это привело к совсем уж комичной ситуации – большинство из нас в той или иной мере эгоисты, которые так старались выглядеть альтруистами, что поверили в эту роль и стали вести себя как настоящие альтруисты. Если добавить к этому двойную рефлексию, скепсис, эмпатию и многое другое, то мы получим все многообразие привычных и сложных отношений: надежду на искренность, жертвенность, недоверчивость, злопамятность, благодарность, страх разочарований, боль действительных и надуманных потерь и прочее, прочее, прочее…

Итак, с момента появления такого вклада, как репутация, животные перешли к новому полю борьбы – обману и его разоблачению. Такое ли это уникальное явление? Сам по себе обман – нет, но его применение для накопления репутационного «счета» – это, возможно, чисто человеческое изобретение. Иногда птицы издают тревожные крики, хотя хищников поблизости нет, – может быть, чтобы отпугнуть них. Приматы регулярно проделывают подобный трюк, чтобы припрятать еду или укрыться от конкурентов. В межвидовой борьбе обман стал настолько распространенным явлением, что получил специальное название – мимикрия. Например, самки светлячков рода Photuris имитируют вспышку готовности к спариванию у самок рода Photinus и затем съедают привлеченных таким образом самцов.

Если обман – распространенное явление, значит, должно присутствовать и разоблачение. В эксперименте Джима Гулда было показано, что пчелы умеют различать неверную информацию. Исследователь приучил рабочих пчел летать за подкормкой в лодку, находившуюся посреди озера, а когда пчелы пытались передать эту информацию с помощью танца сестрам в улье, те не поверили – похоже, что они сличали информацию с представлением о «карте местности».