Геннадий Чередов - Планеты, события, люди. В алгоритмах и числах

Второе ЧП случилось в сержантском карауле №2. После бессонной ночи охраны закрытого на замок МИК («первого редута» защиты соседей-головастиков) сержант прилёг, оставив за себя ефрейтора. Проснулся от стуков – Кузя не по уставу впустил двух дембелей из роты охраны (бывших заправщиков) для ремонта двери. Намусорили и слиняли. Сержант приказал мусор не убирать – их сменял караул из роты охраны. «Караульный устав писан кровью. А эти нагадили в святом месте». Но явился командир роты охраны, майор Шкет нервенного возраста, поднял крик, давай звонить в дивизию, что сержант на гауптвахту просится. Будто дембелей боялся больше нарушения Устава. Сержант отключил телефон у майора и скомандовал: « Караулв ружьё»! Построились трое с автоматами. «Вывести постороннего»! Кузя руку кренделем с автоматом на левом плече – к майору со смешком «Позвольте вас сопроводить». Приезжал дежурныйпо части. Хмуро подтвердил, что по уставу караул Шкету не подчинён. Но друзья-узбеки не подписывали акт смены до 12 ночи, хотя часовых сменили. Как на войне – старшина прислал термос с ужином. Четвёрка с оружием оккупировала комнату отдыха. Опасная посиделка двух караулов закончилась, когда Кузя, чертыхаясь, подмёл мусор. На другой день опять объяснительная у Гурбанова с вопросами «А применил ли бы сержант оружие, если бы майор не подчинился»? Санкций к сержанту опять не последовало. Хотя служба пошла странноватая, вне боевых смен, то он один в наряде, то группа без него в карауле. Свобода для «ловли на живца» и вольных упражнений. С бессонницей и головными болями, от запахов полу-ядовитых профилактик и боевых дежурств.

Как-то после одиночного наряда свободный сержант, услышав крики на полосе препятствий, пошёл посмотреть. Проводились полковые соревнования. Судьи – офицеры 1 и 3 групп (2 группа в карауле). Спросил, можно ли участвовать. (Решил вспомнить даурский опыт, когда с другом Кромом по утрам вместо зарядки искали приёмы, доскакать до 2-го разряда. Те вольные упражнения прервались – не удачно упал грудью на проволоку «мышеловки». Думал трещина, записался с утра в книгу, а днём лекарь без рентгена заставил отдохнуть в санчасти 3 дня). Записали в забег последней пары. Пробежал без разминки, обогнав соперника. Два секундомера показали лучшее время. Судьи удивились и решили: «Секундомеры врут, забег лидеров повторить». Ефрейтора 3 группы, пробежавшего на час ранее, и сержанта, не успевшего отдышаться. Старт дали, не откладывая. Обгонял, то резвый ефрейтор, то сержант, с кошачьими приёмами. По лестнице «короба лифта» взбегал боком, чтоб не касаться спиной дуг, а через щиты-барьеры не кувыркался, как все, а перелетал плашмя, как прыгун над планкой, лицом вперёд, не теряя ориентира. Вырвал победу из последних сил, повторно удивив судей. Вручили вместо грамоты фотоальбом без надписи, который вечером передарил. Офицеры группы о вольных упражнениях вроде бы и не узнали.

Приближалось начало учёбы на 3 курсе вуза. Шворов как-то подозрительно дал 3 дня отпуска, чтоб съездить в СГИ, узнать о начале занятий. Решил ехать в х/б. Сабитов дал в дорогу офицерскую плащ-накидку. Незадача всплыла на вокзале – поезда опаздывали почти на сутки. Спасла накидка. На пороге дежурного по вокзалу появился военный в пилотке и офицерской накидке (скрывающей погоны), с решительным вопросом, как срочно доехать до Свердловска. «Обратись к машинисту вон того товарняка. Но это – на его усмотрение». Машинист отправил в пустую заднюю кабину тепловоза. Доехал гораздо дальше и быстрее литерных, почти без билетов. Сначала до деканата, однокурсники-выпускники уехали в Тюменскую область, и тем же маршрутом на пассажирском без билета двинул сержант до Тюмени. В общежитии педвуза адресата не оказалось. До Богандинской опять на тепловозе, с соскоком на сбавленной скорости – семафор зелёный. Устроил рискованный экзамен, как в кино о войне – лишь повидаться. Вовремя вернулся в часть, разминувшись где-то с патрулями.

И вскоре сержант исчез из части, как сбежал. В х/б (старшина с группой опять в карауле, каптёрка на замке). После наряда вызвали в штаб. Дежурный по части – капитан из 1 группы, рефери «вольных упражнений», удивил дружеским вопросом: «Хочешь уволиться? Всё начальство на совещании в городе, у меня право подписи за всех». «Как же не прощаясь? Наши в карауле». «Прощаться можно и до декабря». «Согласен». «Давай военный билет и приходи через 2 часа с вещами. И на выход, к автобусу». «Зачем вы рискуете»? «Я выполняю приказМинистра Обороны». Последнее повторил ещё раз, вручая документы. Во вкладыше к военному билету по поводу «бегства из армии» без личной подписи комполка обнаружил позднее две ссылки, на директиву УрВО и на Постановление Совмина. Но не на приказ Министра Обороны. Загадкой стала «подпись капитана» красными чернилами с расшифровкой н.ш. м-р Мелькумов. Операция по тихому изъятию? Без переписки.

В СГИ ждала сдача «хвостов», в том числе, двухлетняя задолженность по военке, с гаубицей и полковниками старой закалки, позволявшими себе даже покурить на занятиях. Как провал в иной срез времени, с чёрными субботами. У женской части курса и «белобилетников» было 2 выходных. Из провала с головными болями сержант выкарабкался через год, с ультиматумом к медкомиссии, ответившей статьёй 8Б (годен к нестроевой в военное время), которая была продублирована через 5 лет в Красноярске, при работе в гравике, по заказам военных. Через 13 лет оказался годным к строевой, военком обещал отправить на переподготовку «в партизаны», но не отправил. Оказывается, шадринские шахты по договорам уже были взорвали. Бар оказался пророком, заметив на полит-занятиях, в ответ на экспромт о роли РВСН, что армия и для такого сержанта будет светлым пятном в жизни, если лычки не слетят.

Редкие поводы «слететь» у друзей в каптёрке были. В ночной посиделке, из-за не отмечаемых дней рождения. Но свидетелем «залёта» был лишь однажды офицер-смежник, не склонный в дежурство стучать на себя и соседей. Сержант заметил, что головная боль снимается малой порцией виноградного вина. На подлодках вино уже включалось в меню, но не на суше. В увольнении в городе был лишь однажды. Где и купил учебники. Самым рискованным «вольным упражнением» был одиночный забег в близкую деревню в спортивном костюме в день рождения. Прислушиваясь, нет ли гудка общей тревоги. Магазин оказался на замке. Нашёл продавщицу. Купил несколько чекушек водки. Иная тара соседям была противопоказана. И побежал обратно. Гудок тревоги не прозвучал. «Зарубку недозволенности» не повторил. Но повторный рискованный забег на край деревни (в ожидании гудка поезда) к кассирше киоска «Аэрофлота» случился всё-таки через 16 лет на БАМе. Случайно повезло и во второй раз.