Галина Бабак - Атлантида советского нацмодернизма. Формальный метод в Украине (1920-е – начало 1930-х)

Подчеркивая значение работы описываемого семинария для украинской филологии, Росовецкий отмечает два важных момента. Во-первых, Перетц подготовил целое поколение профессиональных ученых-филологов и литераторов (в широком смысле этого слова). К примеру, М. К. Зеров (хотя его в бытность студентом старший ученый ценил не слишком высоко) затем выступал одновременно в нескольких ипостасях – историка литературы, критика, редактора, переводчика и поэта. Во-вторых, своими работами и занятиями с учениками в семинарии Перетц повлиял на формирование шевченковедения как отдельного направления гуманитарной науки. По мнению Росовецкого, еще в своей ранней работе «К истории малорусского литературного стиха» (1902) он заложил основы научного анализа ритмики Шевченко; высказанные им идеи затем развили его последователи (Б. В. Якубский, И. Я. Айзеншток, П. П. Филипович, Б. А. Навроцкий, Г. К. Сидоренко, А. К. Дорошкевич).

И наконец, работа Перетца «Краткий очерк методологии истории русской литературы: пособие и справочник для преподавателей, студентов и для самообразования» (1922) родилась из семинарских занятий, что явствует из самого подзаголовка. В свою очередь, «Краткий очерк» является сокращенной версией его более ранней киевской работы «Из лекций по методологии истории русской литературы» (1914).

Оставшиеся в Киеве ученики (А. А. Назаревский, С. И. Маслов, Б. А. Ларин, рано скончавшийся В. М. Отроковский и другие) создали взамен семинария специальное Историко-литературное общество при университете с регулярными заседаниями, оппонированием и т. д. – эта деятельность продолжалась и в самые трудные для города и университета годы Гражданской войны [168] Назаревский А. А. Из истории семинария русской филологии проф. В. Н. Перетца (В. М. Отроковский. К 80-летию со дня рождения) [1971] / Публ. С. К. Росовецкого // Писемність Київської Русі і становлення української літератури. К.: Наукова думка, 1988. С. 272–294, особенно с. 282–285. . Вместе с тем попытка Перетца перевести нескольких самых талантливых участников семинария в Петроград натолкнулись в декабре 1914 года на отказ киевского факультета, который счел эту меру нецелесообразной [169] Alma Mater. Університет св. Володимира… С. 442–444. . События революции и Гражданской войны очень изменили стиль и характер деятельности этого сообщества, как будет показано в следующих разделах книги.

Влияние Перетца распространялось и за пределы университетских стен. Так, в автобиографическом очерке 1940‐х годов писателя В. Домонтовича (псевдоним героя последнего раздела книги – Виктора Петрова, известного археолога и историка, человека фантастических жизненных обстоятельств, связанного и с НКВД, и с украинским национальным движением) подчеркивалось:

Уже в конце первого десятилетия ХХ века намечается перелом. Пришла эпоха ученой поэзии. Поэзия превратилась в науку. Поэт становится ученым, и трудно было отделить одно от другого. Поэты делают поэзию объектом профессиональных поэтических штудий. ‹…›

Проф. Владимир Перетц был первым, кто на своих лекциях по методологии литературы с кафедры Киевского университета провозгласил: Не что , а как . Не содержание, а форма . Не поэт-гражданин, а поэт – мастер, знаток своего ремесла [170] Домонтович Виктор [Петров В.] Болотная Лукроза / Пер. с укр., предисл. и комм. И. Булкиной) // Новое литературное обозрение. 2017. № 5 (147). С. 250. Подробнее см.: Агеєва В. П. Поетика парадокса: Інтелектуальна проза Віктора Петрова-Домонтовича. К.: Факт, 2006. С. 15–16, 117–137. .

В самом деле, Перетц в «Очерках по методологии» вполне в «формалистическом» или, во всяком случае «спецификаторском» (Эйхенбаум), духе писал:

Изучая явления словесного творчества в их развитии, следует всегда помнить, что для историка литературы объектом изучения является не только то, что говорят авторы, но и в большей степени – то, как говорят они. Таким образом, предметом историко-литературного анализа является изучение истории развития сюжетов, их понимания и трактовки авторами разных эпох; изучение композиции и стиля как выразителя духа эпохи и индивидуальности поэта. Таким образом, история литературы не есть только история книг или только история идей самих по себе. Она есть история литературных форм, воплощающих идеи, и идей – поскольку они влияли на эволюцию форм [171] Перетц В. Н. Краткий очерк методологии истории русской литературы: Пособие и справочник для преподавателей, студентов и для самообразования (1922). М.: ГПИБ, 2010. С. 164–165. .

Из членов будущего объединения «неоклассиков» (к которому близок был и Домонтович – Петров) у Перетца в семинарии учились Михайло Драй-Хмара и Павел Филипович, однокашник Бориса Ларина по Киевской коллегии Павла Галагана. Тем самым филологическая работа Перетца получала в украинской культуре и художественное, литературное измерение. Наконец, студентом Перетца был еще один из «неоклассиков» – Освальд Бургардт, писавший под псевдонимом Юрий Клен. Подобно тому как петроградские опоязовцы ориентировались в самом начале научного пути на немецкую «слуховую филологию» Сиверса, Бургардт пытался – по сути, в одиночку – опереться на идеи коллеги Сиверса по Лейпцигу Эльстера и поставить изучение стиля на строго научную основу, что так и осталось скорее характерной декларацией, чем реализованной программой. Европейским «отцом» или предтечей киевского формализма (вопреки мнению Л. Демской-Будзуляк) Эльстер не стал [172] См.: Бургардт О. Новые горизонты в области исследования поэтического стиля (Принципы Э. Эльстера) / Вступ. сл. В. Н. Перетца. Киев, 1915. В этой небольшой книге рассматривались идеи немецкого историка литературы Эрнста Эльстера (1860–1940), который опирался на общепозитивистские методологические принципы известного психолога Вундта – вместо автономии гуманитаристики по Риккерту, как сам Перетц в полном издании его киевских лекций (1914). .

Известность начинаний Перетца выходила за границы Киева: харьковский филолог (будущий академик) и фактический глава советского украинского литературоведения в 1930–1950‐е годы Александр Белецкий, который познакомился с семинарием Перетца еще в 1908 году, вспоминал впоследствии про те годы: «Вместе со своими современниками я испытывал неудовлетворенность состоянием своей науки; „филологический метод“ В. Н. Перетца требовал изучения литературной специфики, обострял интерес к вопросам формы. Я учил своих слушателей сосредотачиваться на них и учился этому сам» [173] Белецкий А. И. Автобиография [1945] // Белецкий А. И. Избр. труды по теории литературы. М.: Просвещение, 1964. С. 11. .

Перетц пытался распространить подобный подход и на изучение новой литературы. Так, в Самаре в декабре 1917 года (!) он посвятил специальный развернутый доклад разбору композиции и изобразительных средств произведений современного ему писателя Бориса Лазаревского (1871–1936), с тем чтобы последовательно и систематически доказать низкую ценность его текстов как «символа бескрылого ремесленного творчества», а не просто вынести субъективно-критический приговор [174] Перетц В. Н. К вопросу об основаниях научной литературной критики // Ученые записки Самарского университета. 1919. Вып. 2. С. 43–68. См. также: Чанцев А. В. (при участии Т. Л. Никольской). Б. А. Лазаревский // Русские писатели. 1800–1917: Биографический словарь. М., 1994. Т. 4: К – М. С. 280–282. . В то же время развернутой методики переноса филологического памятниковедения на новую, послепетровскую словесность он так и не представил: ретроспективно из его педагогических занятий 1920‐х наиболее продуктивным кажется его семинар по фольклористике.