Леонид Исаенко - Привидения живут на литорали. Книга вторая

Снова тёплое послеполуденное время, мангры. Обвешанные охотничье-фотографическим скарбом углубляемся в уже хорошо знакомые заросли.

Выбредаем на открытое пространство, высматриваем переофтальмусов покрупней, я стреляю из рогатки, целясь в ил под рыбье брюхо. Это не особенно сложно, они обычно сидят на небольших бугорках, комочках ила или валиках, окружающих норки, и подпускают метров на пять. Слава оказывается прав: пока отброшенный вместе с илом прыгун соображает, что с ним случилось, где верх, где низ и куда бежать, автор идеи, растопырив руки, во вратарском прыжке бросается на потерявшую ориентировку рыбку…

Ловца прыгунов мы освободили от всей поклажи, а для лучшего толчка, заботливо подстилаем под ноги мангровый сушняк. Конечно, через пару бросков Слава весь в иле до самой макушки, и, хотя не каждый мой выстрел, как и его бросок удачны, однако несколько рыбёшек попадают в полотняную темницу, которую носит Юрий Васильевич.

Мы обращаем внимание на любопытную особенность обитателей мангров, почти все они, за исключением некоторых моллюсков-конусов, несмотря на то, что всё время живут в илах, и, казалось бы, как и Слава или наши ноги должны быть вымазаны в него, тем не менее, остаются чистыми, не прикладывая к тому никаких видимых усилий.

Присмотревшись к моллюску конусу, примечаю, что и он в иле только снаружи. Выдвигаемая из раковины «нога» абсолютно чистая. Как им удаётся сохранить чистоту, непонятно.

– Да что вы одну мелкоту ловите, – возмущается Васильевич, – покрупней бы, они ведь зрелищней!

– Придумал! – забыв, что руки у него по локоть в иле, хлопает себя по лбу Славка. – Норы-то у них не бесконечные! Вы смотрите, где погуще муть всколыхнётся, там, наверное, самый крупный прыгун и спрятался, а я его р-раз! – Славка обеими руками показывает, как он ловко схватит здоровенного прыгуна в его норе и задорно смеётся.

Действительно, как мы сразу не додумались до такой простой вещи? Все в восторге от Славкиной идеи. Я засовываю за резинку плавок ненужную теперь рогатку и готовлюсь запечатлеть исторический момент – добытчика прыгунов Славку, приникшего грудью к илу и выуживающего из норы прыгуна, и Юрия Васильевича, подставившего мешочек. Вдруг замечаю, что возле меня в одном из кратеров, судя по мути, спрятался, вероятно, самый громадный на всём болоте переофтальмус.

– Сюда, сюда, – свистящим шепотом зову я охотника, указывая на оседающую муть, и отодвигаюсь в сторону, повторять два раза ему не надо. Воодушевлённый будущим успехом своего метода, Слава немедля, пока прыгун не закопался в иле на дне своего убежища, запускает руку по локоть, глубже, глубже… У него уже появился навык: действовать надо медленно, чтобы прыгун не попытался прорваться вверх, а просто отступал бы в глубь своего убежища, где загнанный в тупик и будет схвачен. Вот уже ловец приклонился к самому илу, вытягивая шею набок, елозит в иле бородой, ещё глубже погружает руку… по самое плечо… Ну, конечно, большой прыгун он и норку роет соответствующую.

Затаив дыхание, смотрим на лицо Славы, стараясь по мимике угадать, что он там нащупывает? Вижу, как у Юры непроизвольно шевелятся пальцы, словно это его рука сейчас там в норе. Чувствуется, как трудно ухватить скользкую рыбёшку. Держать её надо крепко, но не задавить. А Славка, упираясь ногами, уже полбока затолкал в ил в азарте, но никак не даётся прыгун! В иле борода… ухо… щека… он набирает полную грудь воздуха, закрывает рот, словно приготовился нырять в ил с головой, изворачивается так, что на поверхности виден только нос и один глаз – другой он зажмурил и погрузил в ил вместе с закрытым ртом. Да, от Славки никакому прыгуну не уйти, отчаянный парень, Одесский университет может гордиться… В открытом глазу мелькает что-то похожее на недоумение, внезапно сменяемое выражением ужаса, и он, огласив дремотные окрестности отчаянным воплем «а-а-а!» стремительно выдёргивает руку: – Крокоди-и-л!

В самом деле, в руку вцепилось что-то чёрное, бесформенное, величиной чуть ли не с футбольный мяч. Оно отрывается от пальцев и, описав дугу, смачно шлёпается где-то в глубине зарослей, всполошив притихших было ворон.

Этот крик и вскинутая рука оставляют незабываемое впечатление, мы с Юрой застываем в недоумении: крокодилов здесь давно нет, но тогда что это?

– Ах ты, тля! Помогите, у-у-а…

Не переставая подвывать, Славка остервенело машет рукой; он, наверное, и приплясывал бы, да топкий ил не позволяет. Подносит палец ко рту в намерении обсосать, но как, вся рука в грязи, а вода выпита. Эх, была не была, хорошо, что ещё внутренние запасы сохранились. Из собственных «кранов» старым пионерским способом, каким когда-то тушили костры, поочерёдно обмываем руку и большой палец. Помогаем и Славке принять посильное участие в процессе омывания, выковыривая из-под плавок его аппарат, сам он сделать это не может….

Открывается рваная рана с намертво вцепившейся в неё большой клешнёй громадного ильного краба, как и прыгуны, живущего в норах.

– Ну и крабище!

– От… зараза… у-у-у, чуть палец не откусил, клешню отцепите.

Юра двумя руками с усилием разжимает клешню, продолжающую автономно отражать нападение врага, мёртвой хваткой удерживаясь на пальце.

– Ого, не пассатижи, а клещи… кузнечные… Держи, амулет сделаешь на память, будешь невестам рассказывать, как тебя крокодил схватил.

Кровь пошла с новой силой…

– Вот теперь можно и обсосать, – убирая иссякший аппарат в плавки, советует Юра.

– Иди ты, шутник… разрешаю… обсасывай.

– А что? Дезинфекция естественная, лучше не придумать, – обсасывать Юре не хочется…

Но не до смеха. Из прорезанного клешнёй пальца обильно выступает кровь. Под аккомпанемент проклятий и подвываний, посылаемых Славкой в адрес «самого большого прыгуна», торопливо выгребаем из мангров.

Нас провожает попискивание куличков, бульканье, хлюпанье, радостный галдёж ворон, хоть и с помощью краба, но выгнавших нас из мангров. Прощально машут крабы-манильщики, дорогу перебегают рыбы…

Ближайший песчаный мыс сходит почти на нет, подползая к морю, а в литоральной зоне внезапно дыбится остриями чёрных базальтовых скал, изъеденных ветрами и волнами, избуравленных животными-сверлильщиками – губками и моллюсками.

Скалы многофункциональны. Это – жильё, укрытие, место для засады и наблюдения. Это – преграда ветрам и течениям, идущим вдоль берега. Между ними под водой образуются микрозавихрения, водовороты – центры скопления пищевых объектов, стремительные сквозняки и зоны затишья, теневые и солнечные стороны, и всё это меняется местами в зависимости от времени суток, сезона года, а в наибольшей степени – от направления течения и силы прибоя.