Норм Фелпс - Изменяя Игру. Почему битва за освобождение животных так трудна и как мы можем её выиграть

Причины, по которым продвижение веганства само по себе не может привести нас к обществу, где уважают права животных, рассмотрены в книге позже. Однако главная проблема – это чудовищный дисбаланс между слабостью нашей системы обращения к общественности и их мощью. Мы носимся туда-сюда, агитируя через картонный рупор. Наши же оппоненты – особенно пищевая промышленность – обращаются к обществу через передовые звуковые системы с множеством громкоговорителей, сложными микшерами и с усилением в тысячи ватт.

Угнетающие животных отрасли наполняют средства массовой коммуникации – как электронные, так и печатные – красочной и привлекательной, умело созданной и научно выверенной рекламой, прославляющей радость от потребления мяса, яиц и молочных продуктов. Улицы окаймлены ресторанами, чьи вывески вещают о наслаждении от пищи, приготовленной из животных. Куда бы вы ни повернулись, вы видите и слышите, что мясо, яйца и молочные продукты – это прямой путь к счастью. И перед лицом этих искушений мы говорим людям: «Просто скажите нет» – перейдя на веганский образ жизни. И поскольку наше сообщение заглушают корпоративные СМИ, нам остаётся раздавать листовки на улицах и в студенческих городках, ставить информационные столы на ярмарках, фестивалях и концертах, запускать сайты и блоги, проводить марши и демонстрации и пытаться урвать любую секунду эфирного времени и любой дюйм колонки в печатных изданиях.

Общественные институты, как публичные, так и частные – от миллиардных корпораций, производящих и продающих продукты животного происхождения, до школ и университетов, от государственных служб до новостных и развлекательных СМИ, от церквей, синагог и мечетей до наших собственных семей – все продвигают потребление продуктов животного происхождения. И делают это в манере, которая не сильно отличается от идеологической обработки населения при диктатуре. Для тоталитарных государств характерны яркие, героические образы (вроде Иосифа Сталина, Мао Цзэдуна или Ким Чен Ына), которые воздействуют на разум и чувства отовсюду. Для нашего коммерческого тоталитаризма характерны аппетитные образы: по телевидению, в журналах, на наших любимых сайтах – вёдра с жареными цыплятами и огромных размеров бургеры с сыром. Каждая реклама продукта животного происхождения и каждый ресторан, который их подаёт – это часть дорогой, профессионально изготавливаемой пропаганды против животных и веганства. Нам противостоит повсеместная, искусная и эффективная форма промывания мозгов.

Но, будто им недостаточно их почти безграничного богатства и влияния, угнетатели животных продвинулись ещё дальше, транслируя сообщение, которого так ждёт общество. Люди наслаждаются продуктами животного происхождения, поэтому открыты соблазнам мяса, яиц и молочных продуктов и далеко не так охотно принимают их веганские аналоги (см. 1 главу). Это двойной удар для нас. У врагов животных и задача легче, и оружие мощнее.

Одно из распространённых определений невроза – это «ожидание нового результата при повторении одного и того же действия». И всё же перед лицом затянувшегося застоя многие в нашем движении настаивают на том, что наша единственная стратегия – это объяснять, почему переход на веганство необходим. Мы занимаемся этим уже больше трёх десятилетий, а процент веганов среди населения не выше, чем был двенадцать лет назад. «Но мы же говорим правду, – убеждаем мы себя. – Если мы просто будем и дальше её повторять, то рано или поздно получим иной результат».

Нет, не получим. Если мы хотим иного результата, нужно делать что-то иначе. И дальше полагаться на маленький мегафон, скандируя наше послание обществу, в то время как отрасли, эксплуатирующие животных, транслируют свои сообщения через мощную аудиосистему, – всё это равносильно участию в игре, где все преимущества у наших противников. Если мы хотим освободить животных, нам придётся изменить игру и начать играть по правилам, которые сделают иной результат возможным.

Есть милый миф, распространённый среди защитников животных: небольшая группа увлечённых личностей может изменить мир. Может, но только если вырастет в крупное политическое и социальное движение. Если они так и останутся небольшой группой увлечённых людей, то никогда ничего не изменят.

Угнетатели при поддержке властных общественных институтов пытаются навязать правила игры, при которых эффективные кампании становятся невозможными. Со своей стороны, активисты должны формировать такие правила, которые сократили бы преимущества противника. Но слишком часто защитники животных просто принимают правила угнетателей и пытаются играть в игру, в которой им не выиграть. Очевидно, они верят, что это признак честности, стойкости, смелости или какой-нибудь другой добродетели – а добродетель всегда, в конечном счёте, одерживает верх. Было бы замечательно, будь это правдой, но это не так. История показывает, что в битве побеждает сильнейший, а в гонке – быстрейший, если только слабый и медленный не найдут способа изменить правила таким образом, чтобы сила и скорость больше не имели решающего значения.

Это соображение и стоит за асимметричными или партизанскими войнами, в которых небольшие группы плохо вооружённых повстанцев делают ставку на хитрость и неожиданность, чтобы нанести урон более мощной, но неповоротливой армии с лучшим вооружением. Такую тактику впервые применили американские колонисты в ходе Войны за независимость. Говоря, по крайней мере, метафорически, движение за права животных ведёт асимметричную войну с отраслями их эксплуатации. Если мы хотим выиграть, нам нужно бороться с нашими более крупными, богатыми и властными противниками так, чтобы нейтрализовать их естественные преимущества. Когда игра даёт преимущество твоему противнику, игру нужно менять.

Среди наиболее ранних исторических фигур, осознавших этот принцип, был иудейский мальчик-пастух по имени Давид. По принятым тогда правилам, двое воинов, облачённых в 20—30 килограмм доспехов, должны были выйти в поле и изрубить друг друга мечами настолько тяжёлыми, что только штангист смог бы их поднять. Филистимляне знали, что эти правила выгодны для них, поскольку среди них был великан, Голиаф, около двух метров ростом и соответствующе сложенный. Один взгляд на Голиафа говорил Давиду – а тот был худощав и на 30 сантиметров ниже, – что на таких условиях он обречён на смерть. Поэтому мальчик изменил правила, ни у кого не спросив дозволения. У него не было доспехов, поэтому ничто не могло повредить его скорости и ловкости. Вместе воинского меча он взял пастушью пращу – оружие, в обращении с которым он каждый день упражнялся в поле.