Тамара Яблонская - Вечные предметы

лавины сходят с крыш
мешая скольжению
сердца в простор
чистых понятий

сложные абстракции
путаются на привязи
будничных представлений

для достижения цели
нужен сибирский мороз
звездное небо кантианцев
и скрип под ногами в ночи
субстрата зимы

За приземистыми стенами
смиренные монахи
рвали страждущим зубы
а теперь вместо
просьб о помощи
звучит размеренный Бах

в известку стен
бьют словно в бубен
созревшие каштаны с деревьев
скрупулезно отмеряя время
и даря нам его частицу
как облатку

Я прихожу на тот берег
где на волшебной свирели
начинает играть моя память

здравствуй бывший сосед
хромая
ты уходишь все дальше и дальше

может быть
давно не живешь
а лежишь на тихом
Бернардинском островке
за триумфальной аркой входа

не могу понять
чего ищу

отсвет старой дружбы
погибшей от скуки
или бездонный колодец иллюзий
засыпанный хорошими людьми

стаи глупых птиц зовут в полет
не замечая
что на мне всё те же путы
странная тоска по собственной тени
комплекс Заречья

В ясный зимний день
небо надо мной темнело
сгущалось
приглашало вступить вглубь
где мерещились
большие черные кристаллы
опора вселенной

поиск оных в душе
ни к чему не привел
и выбил почву для покоя

мой покой колеблем
даже ветром звезд
а не то что
вдохами и выдохами спящих

ведь густая колючая синь
почти касается кожи

Ориентирован
на раннее вставанье
и переезды громоздким трамваем
от следствия до причины
творимых явлений
тихий путник
желающий быть с краю событий
вершит путь по родному краю
пересекая в день несколько улиц
от дома до конторы и обратно

скромный путник дивно разнолик
в душе он бомж адъютант генерала и герцог
а в частной жизни
просто сидит на скамье
поджимая ноги
чтобы не отдавили

трамвай многозначительно гремит
словно настоящий бронепоезд
и путник гордый выбором пути
достойно качается в окнах

Срез времени
кусочек препарированного археологами
пространства

манит в таинственно притихший замок
на острове
давно изъятом из употребления

меж княжеских портретов
и древних рыцарей
вьет паутину золотой паук
и лениво влачится по залам
скука
то есть вечность

Эта башня нависла над городом
как укор

слишком много пожаров
пришло снизу
слишком страшные битвы
перемена флагов
примериванье вер
из которых к лицу
оказалась
самая простая
и с той поры
костры
дубовые листья
ватаги чертей
крадутся по улицам
дразня небесный порядок
и рождая споры

только темная башня
из прошлых веков
видя страсти
справа и слева
безразлична
к историческим нюансам

молчит над бурей событий
цитаделью здравого смысла

На набережной Вилии
светло от постаревших листьев

они пережили тяжелое лето
и чтобы спастись
оделись в цвет измены

эти листья захватили город

на улицах желтый туман
и добровольные отказники
от собственной сути
в нем канут бесследно

Через тихие воды потерь
и гудящие трубы из меди
через километры надежд
туда где солнце лежит на боку
за песчаным Бельмонтом
спешу к точке отсчета

с нее все начиналось

я по ней измеряю континенты
своим тайным масштабом
к ее сизому небу
провожу параллели

как усталый контрабандист
возвращаюсь к ней
с грузом сокровищ

На гладком озере Гнеть-Ю
нам открылось строение мира

оно было ясным
потому что пурги отошли
за высокомерно глядящие горы

оно имело форму пирамиды
вид непререкаемый

озеро Гнеть-Ю свивалось в смерчи
билось подо льдом от возмущения
мы же пришли к согласию

грея дыханием руки
вместе поворачивали
холодный предмет на свету
обмеривали грани
говорили негромко и веско
потому что итог был решен
утилитарные проблемы
волнующие все живое
незаметно завеяло рядом
в полярных снегах

Коровы устроительницы жизни
бродят по мокрому лугу
оставляя вмятые копытца
из которых можно напиться

привычно не любят пришельцев
щиплют травку трудолюбиво
спускаясь с горы Арарат
прямиком в зеленые посевы
на гребне исторического пепла

коровы связные времен
бодают рогами ненужные им древостои
и видят в снах одну лишь Индию
где смятенные автомобили
расступаются перед задумчивым стадом

Хожу вдоль пестрых рядов
где чадно горят
горы фруктов ботинок колбас
и прочих заморских товаров

молодые огнепоклонники
хитро колдуют
над призрачными весами
увертливыми кошельками

раздувают пламя азарта
вытирают раскрасневшиеся лица

у подножия очередного бога
радостно приносят себя в жертву

Красивая буква
а к ней еще одна буква

это каллиграфия
вершина упоения

как быстро она смягчает душу
черствую как корка старого батона
гордую в глупости

буква возвращает
в стадо послушных
а значит счастливых

писать буквы
то же самое что искать путь

писать буквы
то же самое что жить

О вездесущая полиция
в зеленых куртках
среди листьев
совершенно невидима

отвечает резко в телефон
спасайтесь сами

полиция стоит на непростых дорогах
в строгих неподкупных патрулях

полиция ведет лицом к лицу
бой с вооруженным элементом

а также в толстых бухгалтерских книгах
хранит учет выстрелов и жертв
в числе иных забот
полиция докладывает
за облака на высоты