Владимир Авдеев - Русская расовая теория до 1917 года. Том 2

Тем не менее, мнения таких отдельных личностей, школ или эпох, представляют значительный интерес с точки зрения истории культуры, так как они показывают, что мысль о возможности происхождения человека от животных и об однородности их физической и психической природы, никогда не могла совершенно исчезнуть в мыслящем человечестве, — даже в эпохи, наименее, по-видимому, благоприятствовавшие таким воззрениям. Так, мы встречаем эту мысль еще в период классической древности, — у Анаксагора, который полагал, что человек, путем различных метаморфоз, мог произойти от рыбы или вообще какого-то водного животного. С другой стороны, если большинство древних философов и признавало, что психическая природа человека существенно отлична от природы животных, и что человек один только обладает разумом или духом, совершенно отличным по своей природе и происхождению от его материального субстрата, — то были и такие мыслители, которые допускали в этом случае только количественное, а не качественное различие и полагали, что психический агент есть только орган тела, неразрывно связанный с существованием последнего. По воззрениям Анаксагора, Демокрита и других философов, животные, по крайней мере, высшие, обладают также умом, и что если он не проявляется у них в таких же разумных действиях как у человека, то это зависит от порочного сложения их тела, изобилия в нем влажности, а главное, отсутствия речи. У одного из ново-платоников, Порфирия, жившего в III веке по Р. Х., мы встречаем мнение, что животные обладают не только чувствами и памятью, но и разумом, отличающимся от человеческого не по существу, а только по степени (non essentia sed gradu). Наконец, у Секста Эмпирика, (II в. по Р. Х.) мы встречаем даже положение, что не существует никакого признака, на основании которого можно было бы провести резкое различие между человеком и другими животными.

Подобные же мнения мы встречаем у некоторых Христианских писателей первых веков по Р. Х. Так, Арнобий (III в. по Р. Х.), рассуждая о сходстве природы животных с природой человека, задает вопрос: в чем же состоит отличие человека и какие такие имеет он преимущества, которые бы могли отвратить нас от мысли причислить его к числу животных? И затем проводит полную параллель между отправлениями и способностями, (как они тогда понимались), животных и человека. Другой писатель конца III — начала IV века, Лактанций, выражает мнение, что главное и даже единственное отличие человека заключается в религиозности, в способности понимать или воспринимать религию; все же прочие особенности человеческой природы замечаются, хотя и не в той же степени развития, и у животных. Такое мнение, очевидно, поддерживалось убеждением, высказанным еще Цицероном и Плутархом, что не существует ни одного народа, как бы ни был он дик и необразован, который бы не имел понятия о богах и о необходимости религии. Заметим, впрочем, что один древний философ, Ксенократ Карфагенский, полагал, что некоторое понятие о религии имеют и высшие животные; нечто подобное же допускали, по-видимому, и Иезуиты, как то можно судить по книге, изданной в Лилле в 1672 г.

Что касается собственно до происхождения человека, то, хотя в средние века догмат о происхождении всех людей от Адама (или одной протопласты, как выражались в то время) и стоял непоколебимо, так что схоластикам оставалось только рассуждать о том, сколько ребер было у Адама, какого он был роста, на каком языке говорил, и где находился тот земной рай, из которого он был изгнан после своего грехопадения, — однако, к XVI веку мы уже встречаем мыслителей (Джордано Бруно, Парацельс, Исаак Пейрере), которые доказывают, что происхождение Негров и Индейцев должно было быть существенно отличным от происхождения белой расы. От одного писателя начала XVII столетия, Ванини, мы узнаем о существовании в то время «атеистов», которые думали, что первые люди получили свое начало из земли, пришедшей в состояние гниения от разложения в ней трупов обезьян, свиней и лягушек, чем они и пытались объяснить то сходство, которое, по их мнению, существует между строением и склонностями этих животных и человека. Другие атеисты полагали, что одни только Эфиопы (Негры) произошли от животных, именно от обезьян, потому что будто бы один и тот же градус теплоты (?) существует в обоих. «Атеисты кричат нам постоянно, — говорит Ванини, — что первые люди ходили на четвереньках как животные, и что только благодаря воспитанию они изменили эту привычку, к которой, впрочем, снова возвращаются, — в дряхлой старости». — Были и такие личности, которые полагали возможным провести генеалогию человека до рыб; так Скалигер упоминает о мнении одного «мудреца», по которому человек, через посредство Каннибалов, Финнов, Пезиоров, Пигмеев, Эфиопов находится в родстве с некоторыми породами обезьян, а через них и с другими животными, до рыб включительно. Ходячие предания и рассказы того времени о баснословных животных и фантастических племенах — уродах, существах, в которых природа человека была смешана с животной, придавала таким и подобным им гипотезам некоторую долю вероятности в глазах современников. Не верить же совершенно таким рассказам было трудно; их разделяли знаменитейшие ученые своего времени, каковы, например, Исидор Севильский и Рожер Бэкон, почерпавшие их в свою очередь из сочинений древних географов и историков — Геродота, Элиана, Страбона, Плиния и др., которые, впрочем, приводили их большей частью только как местные рассказы и слухи, часто указывая на их неправдоподобность. В числе этих баснословных существ были целые племена людей без головы со ртом и глазами промеж плечей, или безглазых, — безротых, — об одой ноге, (вроде гусиной, под тенью которой они могли удобно скрываться от лучей солнца, как под зонтиком), — людей с извращенными, т. е. обращенными назад ступнями, — безносых, — хвостатых, — с ушами до того длинными, что ими можно было закрывать всё тело, как плащом, — спящих зимой и бодрствующих летом, и т. д. Ученые люди рассказывали, что на севере, в стране Магог, живут люди до того маленькие, что самые рослые из них не достигают трех пядей; кожа их покрыта густой шерстью, и они имеют большие, висячие уши. Подобные же, мохнатые пигмеи принимались существующими в Африке и других местах. С другой стороны, с открытием Америки, южной Африки, тропической Азии стали распространяться слухи о существовании там целых наций великанов, рост которых почти вдвое больше обыкновенного, именно до 11 футов, (Патагонцы), нации гермафродитов (во Флориде), людей с хвостами (в королевстве Ламбри по Марко Поло, в различных частях Америки и пр.), людей, которые не говорят, а шипят, щелкают, или клохчут как индейки и т. д. Выше мы уже упоминали, что циноцефалы считались за людей еще в IX столетии по Р. Х.; здесь прибавим, что известный средневековый путешественник Марко Поло, говоря о жителях Андаманских островов, описывает их как жестоких людоедов с собачьим головами. Несколько позже, Кирхер упоминает даже о людях с птичьими головами; другие толковали о человекоподобных рыбах (морских людях), даже человекоподобных грибах и пр. Большинство тогдашних ученых было убеждено, что человек может скрещиваться с животными и производить более или менее уродливые помеси; сохранились даже описания и изображения нескольких таких уродов — диких, человекоподобных существ, с длинными ушами или рогами, мохнатых, ходящих на четвереньках и т. д. Одно из таких существ, найденное будто бы в 1530 г. в лесах Эпископа Зальцбургского, имело, судя по рисунку, туловище, руки и ноги как у человека, но на голове у него был мясистый гребень как у петуха, пара козлиных рожек и уши — длинные и острые как у осла. На шее у него было три кожистых мешка, доходивших до средины груди и прикрытых огромной бородой, которая напереди заворачивалась кверху и оканчивалась на одном уровне с носом. Всё тело было покрыто густыми, длинными волосами, а сзади оканчивалось хвостом, похожим по своей форме на волчий. Вместо кистей у него были четырехпалые лапы, а ступни по своей форме напоминали лапы хамелеона.