Е Басаргина - Жизнь за гранью жизни

В 1831 году 28 февраля скончался в Москве генерал от инфантерии Степан Степанович Апраксин. В молодых летах он близко познакомился с князем Василием Владимировичем Долгоруковым. Оба они служили в одном полку: первый в чине полковника, второй майора. Долгоруков умер в 1789 году в совершенной бедности, так что не было средств похоронить

его. Друг его Степан Степанович Апраксин устроил на свой счет погребение и поминовение князя; казалось, он отдал последний долг как бы родному брату.

На третий день после похорон умерший Долгоруков явился к своему благодетелю с тем, чтобы принести ему свою благодарность. Таинственный гость предсказал неизменному и сердобольному другу долгую и благополучную жизнь на земле и обещал явиться незадолго до его кончины. После того Апраксин был особенно внимателен к нуждам бедных и радовался всякий раз, когда представлялся ему случай к благотворительности.

Прошло 42 года и верный своему обещанию князь Долгоруков вторично посетил старца-генерала в десять часов вечера. Прежде всего князь счел нужным напомнить о себе и о том благодеянии, какое ему было оказано много лет тому назад, потом убедил своего друга готовиться к смерти, которая наступит через 20 дней, обещал еще раз посетить его за три дня до кончины, и вдруг вышел из комнаты. Апраксин поверил словам загробного вестника: исповедовался, причастился и освятился елеем. За три дня до смерти он пригласил к себе на ночь одного своего друга. В II часов ночи явился Долгоруков и вступил в беседу со старцем Апраксиным. Присутствовавший при этом его друг после рассказывал многим, что во время разговора Апраксина с Долгоруковым он ощущал невольный страх, хотя явившегося князя не видел, но голос его слышал. Через три дня Апраксин скончался. После его смерти в Москве долго носилась молва о его свиданиях с покойным Долгоруковым.

У Евдокии Петровны Елагиной занемог сын Рафаил. Мальчику, горячо любимому, было около двух лет. Он сильно страдал, и мать, не сводя с него глаз, сидела подле его кроватки. Нечаянно она взглянула на дверь, и в это мгновение видит живо входящую Марью Андреевну Мойер (урожденную Протасову), свою подругу. Евдокия Петровна вдруг вскакивает со

ГОЛОСА ИЗ ЗАГРОБНОГО МИРА

стула, и бежит к ней навстречу с восклицанием "Маша!" Но в дверях уже никого не было. С Евдокией Петровной сделалось дурно. В эту самую ночь и в этот самый час Марья Андреевна скончалась в Дерпте, как после было получено известие.

Графиня Елизавета Ивановна, супруга Владимира Григорьевича Орлова, до замужества своего была фрейлиной императрицы Екатерины II. В бытность двора в Царском Селе (1767), Елизавета Ивановна, имея пребывание в оном, занималась своим туалетом в присутствии нескольких молодых подруг, в том числе графини Елизаветы Кирилловны Разумовской. Веселые разговоры и смех оживляли их беседу. Между тем, среди полного рассеяния Елизавета Ивановна устремила взор свой на окно с приметной тревогой на лице, еще взглянула с большим удивлением и, посмотрев в третий раз, она вдруг вскочила с кресла, говоря: "Батюшка приехал! Он подходил к окну". Побежали в сад, но тщетно искали везде Стакельберга, его не было ни в доме, ни в саду. Глубокая печаль сменила радость на челе нежной дочери. Напрасно подруги старались разуверить ее, что видение было следствием думы, игрой воображения. Молодая Стакельберг повторила, что она три раза видела отца своего, что сначала сама не хотела верить своим глазам, и продолжала тосковать. За обеденным столом у императрицы, фрейлины забавлялись на счет легковерной подруги. Государыня пожелала узнать предмет их разговора, и князь И. С. Барятинский исполнил ее волю. "Успокойся! - сказала государыня, отца твоего нет в Петербурге. Он не мог бы приехать сюда без моего позволения. Тебе так показалось. Советую, однако, для любопытства записать ее видение". Через несколько дней получено было известие из Риги о кончине Стакельберга, и оказалось, что он умер в тот самый день и час, когда явился дочери.

Однажды вечером или, пожалуй, уже ночью, рассказывает император Павел 1 (когда он был еще великим князем), я в сопровождении князя Куракина и

ГОЛОСА ИЗ ЗАГРОБНОГО МИРА

двух слуг шел по петербургским улицам. Мы провели вечер у меня во дворце за разговором и табаком, и вздумали для освежения сделать прогулку инкогнито при лунном освещении. Это было в лучшую пору нашей весны. Разговор наш шел ни о религии, и ни о чем-либо серьезном, а напротив, был веселого свойства. Куракин так и сыпал шутками на счет встречных прохожих. Лунный свет был так ярок, что при нем можно было бы читать письмо, и следовательно тени были очень густы. При повороте в одну из улиц вдруг вижу я в глубине подъезда высокую худую фигуру, завернутую в плащ, вроде испанского, и в военной надвинутой на глаза шляпе. Он будто ждал кого-то. Только что я миновал его, он вышел и пошел около меня с левой стороны, не говоря ни слова. Я не мог разглядеть ни одной черты лица его. Мне казалось, что ноги его, ступая на плиты тротуара, производят страшный звук, точно как будто камень ударялся о камень. Я был изумлен, и охватившее меня чувство стало еще сильнее, когда я почувствовал ледяной холод в моем левом боку со стороны незнакомца.

Я вздрогнул и обратился к Куракину, сказав: - Судьба нам послала странного спутника. - Какого спутника? - спросил Куракин. - Господина, идущего у меня слева, которого кажется можно заметить уже по шуму, производимому им.

Куракин раскрыл глаза в изумлении и заметил, что никого нет у меня с левой стороны.

- Как? Ты не видишь этого человека между мною и стеной дома?

- Ваше высочество идете возле самой стены и физически невозможно, чтобы кто-нибудь был между вами и стеною. Я протянул руку и, точно, ощупал камень. Но все-таки незнакомец был тут, и шел со мною шаг в шаг, и звуки шагов его, как удары молота, раздавались по тротуару. Я посмотрел на него внимательнее прежнего, под шляпой блеснули глаза

столь блестящие, каких я не видел никогда ни прежде, ни после.

- Ах, - сказал я Куракину, - я не могу передать тебе, что я чувствую, но только во мне происходит что-то особенное.

Я дрожал не от страха, но от холода. Я чувствовал, как что-то особенное проникло все мои члены, и мне казалось, что кровь замерзла в моих жилах. Вдруг из-под плаща, закрывавшего рот таинственного спутника раздался глухой и грустный голос: "Павел!"

Я был во власти какой-то неведомой силы и машинально ответил: "Что вам нужно?"

- Павел! - сказал опять голос на этот раз, впрочем, сочувственно, но еще с большим оттенком грусти.

Я не мог сказать ни слова. Голос снова назвал меня по имени, и незнакомец остановился. Я чувствовал какую-то внутреннюю потребность сделать то же. - Павел! Павел! Бедный князь! Я обратился к Куракину, который также остановился.