Маргарита Павлова - Неизданный Федор Сологуб

Это было ей полезно:
Убедилася она,
Что свинья не так любезна,
Как свиная ветчина.

Жизнь хитрит, смеется да лукавит,
И повсюду ставит западни,
На кострах погибших тризны правит,
И венчает только злые дни.

Есть у жизни многие дороги,
Через бездны прочные мосты,
На горах — роскошные чертоги,
И повсюду — много красоты.

Но на всех дорогах — утомленье,
На мостах — желанье прыгнуть вниз,
И в чертогах злое пресыщенье,
Много зла под блеском лживых риз.

И пойдешь ли в сторону иль прямо.
Будешь плакать или песни петь,
Злая для тебя готова яма, —
Будешь в ней холодным трупом тлеть.

Не успеешь дорожки полоть,
Разрастаются сорные травы.
Заплели они садик мой вплоть
До забора, до узкой канавы.

И не видно следов на песке,
Да и в доме не слышно веселья!
Изнывает усадьба в тоске,
Увядает мое староселье.

Хорошо бы здесь яму копать,
Невеликую, так, в три аршина,
Завалиться, засыпаться, спать, —
Хороша мне, прочна домовина!

Если б я был
Ранен стрелою
Любви,
Я бы твердил:
— Не беспокою.
Живи! —

Надо ли мне
Жизнью земною
Утех?
В ярком огне
Сгибнет со мною
Мой грех.

Тихой лазурной дорогой
Кто-то идет при луне.
Вот мальчуган босоногий,
Ангел, явившийся мне.

Вижу, хитон белоснежный
Не закрывает колен.
Взор безмятежный и нежный,
Мой расторгающий плен.

Что же мне, милый, ты скажешь?
Ты, улыбаясь, молчишь.
Знаю, дорогу покажешь
Мне в благодатную тишь.

В старину-то что бывало:
В Риме девка папой стала,
Черту душу продала,
Но чрез год, по воцареньи,
В храме, при богослуженьи,
Вдруг чертенка родила.

Чтоб коварной волей беса
Снова хитрая папесса
Не срамила вечный град,
Установлен на конклаве
К наивящей Божьей славе
Некий пакостный обряд.

Только в кресле новый папа
Сядет, тотчас чья-то лапа
Простирается под трон.
Чтоб узнать чрез дыры кресел,
Что избранник цел и весел,
Что мужчина, точно, он.

А потом веселым хором
Восклицают всем собором:
— Новый папа без греха.
Всё у папы здесь на месте.
Римской церкви, как невесте,
Мы венчаем жениха!

Не носил я богатых одежд,
Не лелеял надменных надежд.
Я профессором, верно, не буду.
Мне министром не быть никогда.
Это вы проникайте повсюду,
Пролезайте ужом, господа.

Если мимо промчится карета,
Где сидит госпожа, разодета,
И с презреньем меня оглядит,
Я не зависть в душе ощущаю,
И не стыд меня горький томит,
И не злобой мятежной пылаю.

Может быть, это все во мне есть, —
Чего нет в человеке, Бог весть! —
Но твержу я себе, что не надо
Эти низкие чувства питать,
Низойти до ползучего гада,
И душою совсем обнищать.

Я иду по дороге широкой.
Не беда, что иду одинокий.
То трава, то порыв ветерка
Приласкают мне ноги босые.
Ах, дорога моя далека,
Что же мне все усмешки чужие!

Здесь над людьми везде царят
Уставленные кем-то сроки,
А если люди проглядят,
Возмездья сроков так жестоки!

Ах, если б можно было жить,
Как ангелы живут беспечно,
О малых сроках не тужить,
К великим устремляться вечно!

От заповеди: «Не зевай!», —
От наставленья: «Сам виновен!» —
Уйти в желанный сердцу рай,
Который свят и безгреховен.

Но срокам утоленья нет.
В темнице сроков тесных бейся.
Стремись на ясный Божий свет,
И на бессрочное надейся.

Сверну-ка я с большой дороги
Вот этой тропкой в тихий лес, —
Там отдохнут босые ноги.
Мечта умчит в страну чудес.

Под этой сладостною тенью
На мягких, неизмятых мхах
Я наслажусь блаженной ленью,
Далеко унесусь в мечтах.

Где, на проталинке сверкая,
Тихонько плещет ручеек,
Я, ноги в воду опуская.
Забуду, что мой путь жесток.

Пускай придет лесная нежить
И побеседует со мной,
И будет дух мой томно нежить
Своей беспечной болтовней.

Придите, карлики лесные,
Малютка зой, и ты приди,
И сядьте, милые, простые,
На тихо дышащей груди.

Хоть волосочков паутинных
Нельзя заплесть или расплесть,
Но в голосочках шелестинных
Услышу радостную весть,

Что леший нас не потревожит,
Яга с кикиморою спят,
И баламут прийти не может
Туда, где чудики сидят.

Я к тебе головою приник,
Неподвижная злая стена,
И печальные речи твердит мой язык, —
И была холодна и темна.
Ты не знала меня, да и знать не могла,
И молчала ты вся, от угла до угла.

Не один я в тесной келье, —
Ты ко мне на новоселье
В час полуночный пришла,
Улыбнулась и склонилась
На кровать, где ты томилась,
Где безмолвно умерла.

Полежу с тобою рядом,
Налюбуюсь мертвым взглядом,
Руку мертвую возьму.
Тонкий локоть крепко согнут.
Губы мертвые чуть дрогнут, —
Что шепнешь ты, я пойму.

У меня ли есть отрада, —
Капли сладостного яда
От тебя, моя сестра.
Срок настанет, ты развяжешь
Узел пут моих, и скажешь,
Что пришла и мне пора.

Есть улыбки, зыбкие, как пляски.
Что же пояс и повязки!
Распахнем одежды, и помчимся так легко!
Мы ликуем, как и прежде,
И в ликующей надежде
Мы умчимся далеко.

Не стыдясь людей, она
Пляшет белая да голая.
Скоморохова жена
Быть должна всегда веселая.

Поплясала, — поднесут
Чарку крепкой, сладкой водочки,
Покататься повезут
По реке на легкой лодочке.

Станет жарко, так в реке
Знай купайся, сколько хочется,
Знай плещися налегке, —
Юбки нет, так не замочится.

Ведь вот какое было дело:
Жил-был в селе осел.
Работать надоело,
В Москву за сказками пошел.

Там в человека обратился,
Купил себе пиджак,
В село он возвратился, —
Ему в селе дивился всяк.

Рассказывал он сказки людям,
Чтоб глупых забавлять,
Но мы-то их не будем
В стихах и в прозе повторять.

Ведь и в селе не раз случилось, —
Как брякнет что спроста,
Отведать приходилось
То крепкой палки, то кнута.