Валерий Хайрюзов - Почтовый круг

Он подтолкнул вперед молоденькую женщину. Та, пряча глаза, боком села на переднее кресло. Ольга опустила подлокотник, помогла ей пристегнуть ремень.

А толстощекий, пройдя в задний ряд, еще долго возился там, проверяя крепость привязных ремней.

Последним в самолет поднялся Вадик с сопроводительной ведомостью в руках. Ольга начала разносить конфеты. Один, из вертолетчиков, улыбаясь, взял у нее карамельку, а взамен насыпал горсть шоколадных конфет. Ольга смущена; я вижу, как у нее заалели уши, она оглянулась на нас. Вадик, нахмурившись, ушел в пилотскую кабину.

Ольга с подносом двинулась дальше, и толстощекий пассажир, что-то пробормотав про шутки Аэрофлота, сгреб шоколадные конфеты себе. Вертолетчик, приподнявшись, покрутил около виска пальцем. Толстощекий ритмично задвигал челюстью, лицо у него было холодное, как амбарный замок. Сидящая рядом с ним голубоглазая, с ласковым лицом женщина насмешливо покосилась на соседа. На вид ей лет сорок, не больше. Я скользнул взглядом по пассажирке и вдруг почувствовал смутное беспокойство: знакомые глаза. Я попытался вспомнить, где же встречал эту женщину, но память работала вхолостую, не выдав даже крохотной зацепки. Когда Ольга вернулась в кабину, я попросил ее:

— Узнай, пожалуйста, фамилию пассажирки. Она сидит рядом с толстощеким.

Оторвавшись от бетона Иркутского аэропорта, мы в развороте разрезали крылом белую ленту реки Ушаковки и взяли курс на север. Самолет вошел в облачность, в кабине стало темно, подсвеченные красным светом приборы напоминали глаза человека, страдающего бессонницей. Через несколько минут впереди посветлело, и вдруг вязкая ветошь облаков разом ухнула куда-то вниз — казалось, самолет выскочил в безвоздушное пространство.

В кабину вновь протиснулась Ольга, улыбаясь, сообщила:

— Гамаюнова Наталья Семеновна.

«Вот как! Моя учительница», — едва не вырвалось у меня.

Я включил автопилот, вышел из кабины. В переднем багажнике было шумно. Я причесал волосы, поправил галстук и только после этого открыл дверь в пассажирский салон. На меня настороженно посмотрела беременная женщина, сидевшая на переднем кресле. Остальных пассажиров сморил сон. Откинувшись на спинку сиденья, спала и Наталья Семеновна. За годы, что мы не виделись, она сильно располнела, тугие темные косы сменила осветленная перекисью короткая стрижка. И вместе с тем это была она, моя учительница. И было светло и радостно видеть ее в моем самолете. Постояв немного в проходе, я вернулся обратно.

Локатор начал барахлить. На экране веером побежали крохотные светлячки. Штурман попробовал настроить прибор, чтобы определить, когда начинать снижение.

— Сто двадцать, пора вниз, — неожиданно произнес дядя Коля. Штурман недоверчиво посмотрел на него и запросил у диспетчера удаление. Ответ пришел тотчас:

— Сто двадцать один километр.

— Ты что, Николай Григорьевич, на плоскогубцах подсчитал? — от удивления открыл рот Барабанов.

Для дяди Коли эта трасса что дом родной — тысячу раз пролетал над этими местами.

Летать с дядей Колей — одно удовольствие, и мне жаль расставаться с ним. Вообще-то он, возможно, полетал бы еще, но, говорят, подтолкнула это решение неудачная шутка. Летел он с другим экипажем и после набора высоты, когда самолет шел уже на автопилоте, дядя Коля задремал. Сидевший сзади штурман прилепил к очкам бортмеханика красную бумагу, а потом нажал кнопку «Сигнал пожара на самолете». Дядя Коля, обычно сам любивший пошутить, очень расстроился, показалось, что это дали сигнал ему: пора, мол, тебе на землю.

С тем экипажем он больше не летал, попросился обратно ко мне.

Усть-Кутский аэропорт встретил нас ревом моторов, на стоянке виднелось больше десятка самолетов. Пассажиры поднялись с кресел, потянулись к выходу.

Я подождал у трапа, когда сойдет Наталья Семеновна. Увидев меня, она рассмеялась, поставила чемоданчик на снег.

— Я вспоминала, вспоминала, где же слышала вашу фамилию, а потом мне бортпроводница сказала.

— Здравствуйте, Наталья Семеновна. Куда вы сейчас?

— На БАМ, в Звездный, муж там прорабом работает. До этого мы в Абакане жили, а потом мостопоезд перевели сюда. Вот не думала, что с тобой полечу.

— Где, как не в дороге, встретиться, — улыбнулся я. — Иногда выпадает такой день, ну, думаешь, нарочно подстроил кто-то — встретишь всех. Вот и сегодня, по-моему, такое…

К нам подошел осанистый мужчина, по всей вероятности, муж моей учительницы, приветливо поздоровался, поднял чемоданчик, и они направились вдвоем к ожидавшей их машине.

Последними выходили вертолетчики. Тот, кто угощал конфетами, остановился около Ольги.

— Девушка, давайте к нам. Такие места покажем: тайгу, горы. Это же не техника, — кивнул он на наш самолет, — шумит, да и только.

Ольга улыбнулась, покачала головой.

Диспетчер разрешил нам вылет до Ленска. Погода там была хорошая, видимость — десять километров, запасной — Мирный.

В Усть-Кут тем временем один за одним прилетали самолеты. И на аэродромах бывают часы «пик», когда в воздухе возникает «пробка», — обычно после ненастья.

Наконец-то нам разрешили выруливать на старт. Сыпал мелкий снег, фары выхватили вертолет, похожий на гигантскую черепаху. Отвернув в сторону по узкой, чем-то напоминающей трассу для бобслея, рулежной дорожке мы тихонько стали выкатываться к взлетной полосе. Самолет, что строптивая лошадь, взбрыкивал, порывался вильнуть к снежному брустверу, за которым, нахохлившись, мерцали стеклами винтокрылые работяги, возле них — бочки, ящики, стремянки и прочее аэродромное имущество. Поодаль, над высоким осинником, точно заградительные аэростаты, скорее угадывались, чем виднелись, залепленные куржаком сосны.

Взлетели. Справа мелькнули тонкие гусиные шеи кранов Осетровского речного порта, ажурная скобка железнодорожного моста через Лену. Дальше, белой лентой петляя по косогорам, потянулась Байкало-Амурская магистраль. Буквально перед Новым годом по ней прошел первый рабочий поезд.

…Мы летели вдоль Лены на север, оставляя чуть слева Полярную звезду. На экране локатора уже появился Витим, после него мы должны начать снижение. В кабину пришла Ольга Рыжикова, озабоченно сказала:

— Там нашей пассажирке плохо. Ну, этой самой, — Ольга неопределенно помахала рукой, — которая должна родить. Вы, пожалуйста, вызовите «Скорую помощь».

Я согласно кивнул головой. Ольга постояла еще немного и ушла обратно, озабоченная и строгая. Может быть, ей показалось, что я недооценил ситуацию, отнесся к сказанному чересчур спокойно.

Я смотрел на приборы и мысленно вспоминал лето семидесятого года. Мы прилетели тогда в Карам за больной, которую должны были привезти из Юхты. Стояла жара, прибрежный тальник выглядел увядшим, солнце помяло листья, испачкав их серебристо-белой пудрой. Неподалеку, за поскотиной, дремал поселок — посеревшие от времени избы на берегу реки. С аэродрома доносило пряные запахи скошенной травы.