Всеволод Багно - На рубеже двух столетий

Ср. также инволюционные мотивы в более поздней книжке Белого: Белый Андрей. Одна из обителей царства теней. Л., 1924. С. 44–49.

С эволюционных мотивов, с «гадов» и «гадин» Белый начнет свой следующий роман «Котик Летаев», где образы доисторических рептилий мучают пробуждающееся сознание ребенка. Занятной параллелью образности «Петербурга» служит стихотворение «Лемурия» беловского знакомого, поэта и оккультиста Бориса Лемана (Дикса). Излагая более или менее в соответствии с учениями Блаватской и Штейнера оккультную эволюционную историю, Леман так изображает человека лемурийской эры: «Был человек тогда лишен костей, / Живя в парах горячей атмосферы, / Земли едва касался он, над ней / Скользя как нетопырь. Уродливой химеры / Имел он вид — трехглазый, без ушей, / Со ртом лягушечьим <���…> Он был немым, и лишь единый звук / Мог издавать тоскующе-влекущий — / Призыв любви к толпе своих подруг». Дальнейший ход эволюции описывается Леманом с использованием скульптурных мотивов: «Но дивной и зовущей / Была земля та там, где дух царит — / Над жуткой формою, в тумане вод живущей. / С ней связан, реял образ, что глядит, /Сияя красотой, сквозь Фидия творенье, / Где с телом дух в одно отныне слит, / В земную плоть окончив нисхожденье» (цит. по: Богомолов Н. Русская литература начала XX века и оккультизм: Исследования и материалы. М., 1999. С. 367) (на текст Лемана мое внимание любезно обратила Илона Светликова). Влияние оккультных эволюционных представлений на творчество Белого могло бы стать предметом отдельного исследования; ср., например, позднее высказывание Белого о «Котике Летаеве»: «Так переживался мною конкретно период древнейших культур в становлении самосознающего „Я“; об этом точнейше я передал в „Котике Летаеве“; „Котик Летаев“ берет фазу преодоления древнего ужаса, может быть Лемурии, — в игру» ( Белый Андрей. Символизм как миропонимание. М., 1994. С. 419).

Данная публикация не отмечена в новейшей библиографии: Георгий Адамович об иностранной литературе: Материалы к библиографии / Сост. О. А. Коростелев // Русские писатели в Париже: Взгляд на французскую литературу 1920–1940. М., 2007.

Гумилев Н. Соч.: В 3 т. М., 1991. Т. 3. С. 36.

Там же. С. 171.

Там же. С. 210.

См.: Долинин А. С. Достоевский и другие: Статьи и исследования о русской классической литературе. Л., 1989. С. 419–450.

Сологуб Ф. Мелкий бес. СПб., 2004. С. 244.

Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч.: В 30 т. Л., 1973. Т. 8. С. 506–507. Курсивом (В файле — полужирным — прим. верст. ) выделены совпадения с текстом Сологуба.

Сологуб Ф. Мелкий бес. С. 242.

Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. Т. 8. С. 180–181.

Кузмин М. Стихотворения. СПб., 2000. С. 531. Цитируем с поправкой, предложенной в: Богомолов Н. А. От Пушкина до Кибирова. М., 2004. С. 216.

И в этом совпал с Г. Шмаковым, уже давно написавшим: «В „Первом вступлении“ заключены темы и смысл „Форели“» ( Шмаков Г. Михаил Кузмин и Рихард Вагнер // Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin / Ed. by John E. Malmstad. Wien, 1989. S. 35 [Wiener slawistischer Almanach. Sonderband 24]).

Цит. по: Кузмин М. Стихотворения. СПб., 2000. С. 704. Отметим, что в автографе «Форели», записанном в альбоме А. Д. Радловой, читается не «солнце аквамарином», а «небо — аквамарином», что еще более сближает текст цикла и письма (см.: Тимофеев А. Г. Материалы М. А. Кузмина в Рукописном отделе Пушкинского Дома // Ежегодник Рукописного отдела Пушкинского Дома на 1990 год. СПб., 1993. С. 25).

Второй образ (без упоминания письма Кузмина) так же прочитан Г. Шмаковым ( Шмаков Г. Михаил Кузмин и Рихард Вагнер. С. 35).

Именно так читала строку И. Паперно, соотнося ее со строками из «Евгения Онегина»: «Опрятней модного паркета / Блистает речка, льдом одета» (см. ее статью: Двойничество и любовный треугольник: Поэтический миф Кузмина и его пушкинская проекция // Studies in the Life and Works of Mixail Kuzmin. S. 72).

Это наблюдение (вообще говоря, довольно очевидное) впервые, насколько мы знаем, было озвучено П. В. Дмитриевым во время конференции в Лос-Анджелесе. В качестве сугубо необязательного подтекста из «Евгения Онегина» напомним «не скованный зимой» ручей из сна Татьяны, над которым, однако, расположены «две жердочки, склеены льдиной», то есть перед нами как раз то состояние воды, которое зафиксировано Кузминым при данном чтении: между свободой и оледенением.

В качестве источника для объяснения довольно неожиданного появления фигуры крестьянина И. Паперно предлагала картину Наумова «Дуэль Пушкина с Дантесом» ( Паперно И. Двойничество и любовный треугольник. С. 82). Но в свете констатированных автором перекличек с «Евгением Онегиным» это вполне может быть знаменитый крестьянин, который, «торжествуя, На дровнях обновляет путь» (гл. 5, II).

Ссылаемся на составленный им метрический справочник поэзии Кузмина, подготовленный для печатного издания «Конкорданса к стихотворениям М. Кузмина» А. В. Гик (пока издан только первый том). Компьютерный вариант справочника был предоставлен нам покойным М. Л. Гаспаровым.

Мы имеем в виду, что два подряд ударения в начале стиха представляют собой своеобразный «спондей».

См. определение Гаспарова: «…стих с тремя метрическим сильными местами и со слабыми интервалами между ними, объем которых колеблется от 1 до 2 слогов…» ( Гаспаров М. Л. Современный русский стих: Метрика и ритмика. М., 1974. С. 223).

См., например: Полищук Д. Страннику городскому: Семисложники // Библиотека журнала «Новый мир»: http://magazines.russ.ru/novyi_mir/redkol/pol/str.html; Славецкий В. Обратная перспектива // Новый мир. 1998. № 9.

См. хотя бы дискуссию (характерно, что как раз относительно семисложников) с показательным названием: А может быть, дольники? // Литературная учеба. 1995. № 1.

Андрей Кинтильянович Голубев (1850–1924) — в 1910 г. действительный статский советник, чиновник особых поручений Министерства финансов, член совета Государственного банка, исполнял обязанности управляющего банка. Страстный поклонник поэзии Н. А. Некрасова, автор одной из первых книг о Н. А. Некрасове. После 1917 г. сотрудничал в Наркомате просвещения. См.: Полевая М. И. Дома Голубевых. СПб., 1997. С. 37–38.

Музыкально-драматические курсы Е. П. Рапгофа, основанные в 1882 г., славились высоким уровнем преподавания. В наши дни их продолжателем является Санкт-Петербургский музыкальный колледж им. Н. А. Римского-Корсакова.