И. Родионов - Наше преступление

100 ■

Рыжовъ лежалъ съ краю паръ рядомъ съ Сашкой, подложивъ подъ голову свой «спинжакъ», но глазъ не сомкнулъ. Въ эти послѣдніе дни онъ вообще спалъ плохо. Съ одной стороны, ему было жаль ни въ чемъ неповиннаго Ивана и совѣсть иногда укоряла его, съ другой, его страшило тасканіе по судамъ и предстоя-щая тюрьма или каторга. Свое участіѳ въ преступле-ніи онъ считалъ мёньпіимъ, чѣмъ участіе остальныхъ товарищей, а потому находилъ себя и менѣе винов-нымъ. Онъ помнилъ хорошо, что по началу ему и въ голову не приходило бить Ивана; наоборотъ, онъ даже хотѣлъ предупредить его о грозившей опасности,

• и какъ потомъ вышло, что онъ вмѣстѣ съ другими со-вершилъ преступленіе, Рыжовъ понять не могъ.

«Што скотину били, — вспомнилъ онъ объ избіѳніи Ивана. Собственно онъ никогда и не забывалъ о немъ. Ужасная картина избіенія постоянно стояла передъ егэ глазами.— А подбили эти арестанцы. Рази самъ я пошѳлъ бы на такое дѣло? Шутка сказать, загубить хрестьянскую душу, Господи, помилуй! И за што? Какое худо ёнъ мнѣ сдѣлалъ? Никакого худа я отъ его не видалъ. А дивья, пьянаго подбить на какое хошь худое дѣло!? На все подобьешь. Хошь отца родного зарѣзать и то подобьешь, потому пьяный, што сшалѣлый, правильнаго разсуждѳнія не имѣетъ, а вотъ теперина отвѣчай, выкручивайся, какъ знаешь».

Отъ такихъ размышленій Рыжову стало какъ буд-то легче, потому что онъ нашелъ нѣкоторое оправданіе своей вины передъ самимъ собой, однако внутренній голосъ укорялъ его, зачѣмъже онъ давалъ руку Сашкѣ въ знакъ согласія? Вѣдь* отъ него зависѣло принять или прямо отклонить предложеніе парня.

♦ «Нѳ согласись, такъ и стакана вина не поднесли бы, — оправдывалъ онъ себя. — Да я и не давалъ согла-сія. Это ужъ такъ на 8^.^110^X3231 ГЫ

101

Рыжовъ тяжѳло вздохнулъ и долго лежалъ, вие-ривъ взглядъ въ окно, въ которое глядѣла ровная, тѳм-ная осенняя ночь.

На сердце налегла невыносимая тяжесть; голова слегка побаливала. Рыжовъ съ тоской ожидалъ утра, по ему казалось, что ночи и конца не будетъ. Умъ усталъ отъ безплодныхъ мыслей, которыя толкались въ головѣ, какъ мышь, попавшая въ мышеловку.

И онъ притихъ; угомонились и мысли, но внутрен-няя безсознательная работа мозга продолжалась.

Онъ не помнитъ, дремалъ ли или просто лежалъ въ забытьи, но, взглянувъ снова въ сотый разъ въ окно, онъ замѣтилъ, что хотя ночь попрежнему была непроницаема, но не такъ черна, какъ преждѳ; она посѣдѣла.

— Утро близко, — сказалъ себѣ Рыжовъ и весь внутренно встрепенулся.

Голова его заработала дѣятельнѣе и бодрѣѳ.

За стѣнами съ трѳхъ сторонъ храпѣли арестован-ные и сторожа, храпѣли парни; откуда-то донесся хри-поватый, неумѣлый крикъ молодого пѣтушка.

Внезапная мысль осѣнила голову Рыжова.

Онъ привскочилъ и сѣлъ на нарахъ.

— Да меня силбмъ заставили бить. Нѳ по своей волѣ пошелъ я на такое дѣло! — прошепталъ онъ и долго сидѣлъ, ослѣпленный этой мыслью.

«Ежели бы я отказался, — продолжалъ онъ оправ-дыв&ть себя,— они и меня бы заодно убили. Имъ што?— съ ненавистью подумалъ Рыжовъ о товарищахъ,—имъ што цыпленка, што человѣка зарѣзать, все едино. Арестанцы, арестанцы и есть».

И ему стало до слезъ дсаль себя за то, что свя-зался съ такими негодными людьми. Тому, что еще до принужденія онъ билъ Ивана наравнѣ съ~товари-щами, Рыжовъ уже совершенно добросовѣстно нѳ при-давалъ никакого значенія, а всѣми своими мыслями сосредоточился ца томъ моментѣ, когда онъ просилъ

^^^.е1алака2аXв^и

парней не убивать Нвана, и какъ они угрозами заста-вили его продолжать избіеніе, а онъ обманулъ ихъ и гвоздилъ камнемъ по землѣ. Эти послѣдніе два по-сгуика онъ ставилъ себѣ въ заслугу.

«Вотъ какіе арестанцьі! Ежели бы онн меня тогда послухали, Ванюха выходился бы, ужъ я завѣрное утверждать могу, что выходился бы, а теперича кто е знаетъ... Такими камнями да топоромъ по головѣ... нѣ-ѣ... не выживетъ... Рази Богъ только»...

Но скоро и на этотъ предметъ мысли его перемѣ-нились...

«А што, какъ Ванюха выживетъ и на меня пока-жетъ, что я убивалъ его вмѣстѣ съ ими, съ арестан-цами? Все равно, отвѣчать придется».

Рыжовъ задумался.

— Богъ съ имъ, — черезъ минуту сказалъ онъ себѣ, — пущай помираетъ. Видно, ужъ такъ ему на роду написано такую смерть принять...

Онъ опять опрокинулся на нары и, вздохнувъ, заложилъ руки за голову. Теперь онъ уже былъ увѣ-ренъ, что вины за нимъ нѣтъ никакой, и ему стало жаль себя. Онъ почувствовалъ, какъ слезы накипали у него въ горлѣ и, наконецъ, хлынули изъ глазъ. Онъ для чего-то порывисто перевернулся животомъ внизъ, и долго дергались отъ рыданій его плечи и голова.

— Што-жъ, Богъ терпѣлъ и намъ велѣлъ... по-терплю за напрасно... за этихъ арестанцевъ... Пу-щай... .

Когда Рыжовъ выплакался, ему стало легче и на душѣ отраднѣе. Въ окнѣ уже бѣлѣло; неясно виднѣ-лись на фонѣ неба часть крыши и труба сосѣдняго дома, а изъ города доносилось переливчатое пѣніѳ пѣтуховъ.

Примирениый съ своей совѣстью, Рыжовъ въ грѵстно-спокойномъ настроеніи помаленьку забылся.

' №№№.еIапвка2акв^и

Спалъ онъ въ первый разѣ йОслѣ избіенія Йвана крѣпко и сладко, но часа черезъ полтора порывисто вскочилъ.

Въ каморкѣ было совсѣмъ свѣтло, н просыувшіеся парни вполголоса переговаривались межд)' собой.

Это разомъ возвратило Рыжова къ тягостной дѣй-ствительности. Въ сердцѣ у него больно защипало и товарищи стали ему еще болѣе ненавистны, чѣмъ пре-жде. Сашка сидѣлъ рядомъ съ нимъ съ протянутыми на голыхъ нарахъ ногами и обслюнивалъ скрученную изъ газетной бумаги цыгарку.

— Ну, што, Ѳедоръ, какъ почивалъ на казенной кватерѣ? Хорошо?

— А почему не хорошо?! Люди такъ-то по цѣлымъ годамъ живутъ и ничего,—мрачно и уклончиво отвѣ-тилъ Рыжовъ, не поднимаясь съ своего мѣста и скольз-нувъ ненавистнымъ взглядомъ мимо толстаго, заспан-наго лица Сашки, съ красными глазами, угрюмо, на-смѣшливо глядѣвшими исподлобья.

— А я такъ здорово выспался на казенныхъ пухо-викахъ, братцы, — своимъ медлительнымъ голосомъ продолжалъ Сашка, не слушая Рыжова, закусивъ ко-нецъ цыгарки зубами и пряча кисетъ съ табакомъ въ карманъ штановъ.

— Ничего... хорошо... на работу вставать не на-доть... Выспаться можно всласть... — отозвался, по-тягиваясь, Ларіоновъ.

Этотъ парень такъ же, какъ и Рыжовъ, никогда не питалъ къ Ивану никакого враждебнаго чувства и свое участіе въ убійствѣ тоже приписывалъ опья-пѣнію. «Пьянъ былъ... — говорилъ онъ Рыжову, — вотъ и впутался въ это дѣло... ежели бы былъ тверезый, не впутался бы»... — Съ нимъ при избіеніи Ивана слу-чилоеь то же, что бываетъ съ собакой, которая, за-слышавъ злобный лай сосѣдокъ, сперва присдуши-

вается, потомъ поднимается, опрометыо бросается на прохожаго и прпнимается рвать его такъ же ожесто-ченно, какъ и ея товарки. Оставаясь наединѣ съ са-мимъ собою, Ларіоновъ трусилъ и страшнлся пред-стоящаго судебнаго возмездія и хотя временами жа-лѣлъ Ивана, но болыпе жалѣлъ себя. Совѣсть же совсѣмъ не безпокоила его. За то въ присутствіп Саш-ки и другихъ двухъ главныхъ соучастниковъ пре-ступленія онъ всецѣло поддавался ихъ настроенію и чувствовалъ себя такимъ же удалымъ и преувели-ченно-беззаботнымъ, какъ и они.