Эдгар Уоллес - Похищенная картина. Убийство у школьной доски. Обожатель мисс Уэст. Рубины приносят несчастье

— Вы хотите нам еще что-нибудь сказать?

— Нет. Больше я ничего не знаю. Не знаю и не догадываюсь, кто мог напасть на ювелира. Во всяком случае, не я.

Выслушав наставление, как надлежит подписывать протокол, и получив разрешение подняться к себе, но пока не ложиться спать, пани Барбара Медяновская вышла из столовой.

— Ну и ловкая же баба! — восхитился подпоручик. — Какое хладнокровие и самообладание! Я ее припугнул, а она и глазом не моргнула!

— Если она невиновна, чего ей бояться?

— Когда их допрашиваешь, все они невиновны… У каждого алиби, преступления никто совершить не мог, однако ювелир в больнице, а драгоценности запрятаны неведомо где. Один из этих «невиновных» ему голову проломил, но кто?!

Этот вопрос полковник Лясота оставил без ответа. Однако выражение лица опытного офицера милиции явно говорило о том, что если он и не знает окончательного решения загадки, то недалек от него.

— Я хотел бы вам предложить, поручик, — сказал полковник, — давайте опять вместе подумаем о таинственном телефонном звонке пана Доброзлоцкого. Здесь может быть ключ к разгадке, а если не ключ, то серьезный след. Заглянем еще раз в телефонную книгу «Карлтона».

Протоколист вскочил и через минуту принес книгу, где отдыхающие фиксировали телефонные разговоры. Оба офицера внимательно изучили все записи за последние три недели, начиная с первого дня пребывания Доброзлоцкого в Закопане.

— Доброзлоцкий ни разу не звонил в «Гранит». Лишь сегодня он вписал этот номер. Вообще Доброзлоцкий никогда по местному телефону не звонил. Во всех записях отмечены разговоры с Варшавой. Фигурируют только два номера. Нетрудно догадаться, что первый — это домашний телефон ювелира, а второй — какое-то учреждение, вероятно ювелирное управление, которому он регулярно докладывал, как идет работа по подготовке к выставке. Любопытно, что лишь сегодня, за пятнадцать минут до покушения, этот человек первый раз позвонил кому-то в Закопане. Это был срочный и важный звонок, потому что, как вспомнил редактор Бурский, ювелир в его присутствии несколько раз смотрел на часы. По-видимому, он должен был позвонить в «Гранит» в строго определенное время.

— Может быть, горничная что-нибудь про это знает? — предположил подпоручик.

— Думаю, стоит расспросить не только Рузю, но и директора, а также портье. Они могут информировать нас не только об этом звонке, но и о привычках ювелира. А вдруг Доброзлоцкий сам по местному телефону не звонил, зато звонили ему? В этом случае никаких следов в книге записей не остается. Что вы обнаружили у него в карманах? И вообще в номере?

Подпоручик указал на несколько предметов. Они лежали на столе, прикрытые платком.

— Вот все, кроме белья и одежды, набора инструментов и нескольких незаконченных колец и брошек из серебра. Я рассматривал эти вещи перед вашим приходом, но ничего достойного внимания не обнаружил.

На столе лежали: бумажник, портмоне, сберегательная книжка, две шариковые ручки, вечное перо, перочинный нож, почтовая бумага и записная книжка с календарем. Полковник взял бумажник и изучил его содержимое. Там были два банкнота по пятьсот злотых, восемь по сто, мелкие купюры и несколько почтовых марок. Офицер милиции вывернул бумажник и открыл внутренний карман, в просторечии именуемый «заначкой». Здесь были валютные чеки на небольшую сумму и один советский рубль с надписью: «На счастье!», датой и неразборчивой подписью.

— Ничего интересного, — подытожил подпоручик.

Полковник взял записную книжку. Около некоторых дат стояли пометки: время, фамилии, названия кафе. Они делались, чтобы не забыть о назначенных встречах. Все записи обрывались на сентябре. Октябрьские рубрики были не заполнены.

В конце календаря оставалось место для разных заметок и алфавитный перечень адресов и телефонов. Эти страницы книжки полковник Лясота изучил самым тщательным образом и был разочарован. Здесь оказались только варшавские адреса и телефоны.

В столовую вошли в сопровождении милиционера директор пансионата, горничная Рузя и портье Ясик.

— Вспомните, пожалуйста, часто ли пан Доброзлоцкий пользовался телефоном.

— Все разговоры записаны в книгу, — отозвался директор.

— Случается, что рассеянные гости забывают зафиксировать свои переговоры, особенно по местному телефону. Такие мелочи сразу же вылетают из головы.

— На пана Доброзлоцкого это не похоже. Он всегда очень аккуратен, — вступилась за ювелира Рузя. — Другие частенько забывают, особенно пани Зося и пан инженер. Пан Доброзлоцкий звонил только в Варшаву.

— Неужели у человека, который столько лет ездит в Закопане, нет здесь друзей и знакомых?

— У него их порядочно, — ответил директор, — но в этом году пан Доброзлоцкий сразу, как приехал, попросил меня никому не говорить о его появлении. Он просто хотел, чтобы ему не мешали работать. Целыми днями не выходил не только из виллы, но даже из своей комнаты. Работал над отделкой украшений по четырнадцать часов в сутки.

— Значит, из города ему не звонили?

— При мне таких звонков не было, — заявила Рузя.

— При мне тоже, — добавил портье.

— Когда Доброзлоцкий звонил, пани Рузя убирала в столовой. А вы, — обратился полковник к директору ипортье, — были внизу, на кухне. Переговорную кабину отделяет от столовой только тонкая стенка. Рядом с кабиной — внутренняя лестница, которая ведет на кухню. В такой ситуации (я, конечно, не говорю об умышленном подслушивании) нетрудно уловить, о чем идет речь по телефону. Я сам в этом убедился, когда час назад сержант звонил в больницу, чтобы узнать, в каком состоянии пан Доброзлоцкий. Сидя на стуле у стены, я прекрасно разобрал каждое слово, произнесенное в кабине. Может быть, до вас донеслись хотя бы обрывки последней беседы ювелира? Хотя бы отдельные слова?

— К сожалению, я ничего не слышал, — заявил директор пансионата.

— Я узнала, что он звонил, лишь тогда, когда пан Доброзлоцкий пришел в столовую и сам мне об этом сказал, — доложила Рузя.

— Я тоже ничего не слышал, — добавил портье.

— Пан Доброзлоцкий записал в книгу, что звонил в дом отдыха «Гранит». А оттуда ему кто-нибудь звонил?

И на этот раз все трое ответили отрицательно.

— Портье в «Граните» — Стась Рубись, — заметил пан Ясик. — Он мой приятель. Я сейчас схожу к нему и узнаю. Если он подходил к телефону, должен помнить, кого вызывали.

— Спасибо за предложение, — ответил полковник. — Но уже первый час ночи, будить обитателей «Гранита» немного поздно. Завтра утром, если понадобится, мы свяжемся с паном Рубисем. А может, из «Гранита» иногда звонили другим гостям «Карлтона»?