Виктор Еремин - Крымские «армагеддоны» Иосифа Сталина

Странные выводы сделал автор, не так ли? Любой непредвзятый исследователь в первую очередь задумался бы над вопросом: кто, когда и как долго изымал документы о митингах 1948 г. из самых охраняемых и секретных архивов СССР? И в таком вопросе нет никакой конспирологии. Бесспорно, что массовые собрания и шествия евреев осенью 1948 г. имели место — об этом обнародовано множество свидетельств и в нашей стране, и за рубежом. Но кто поверит в то, что за их ходом не следили и не докладывали в верхи сексоты? Кто поверит в отсутствие милиции рядом с митинговавшими и в отсутствие интереса вышестоящих чинов к происходившему у синагоги и на улицах столицы? Скорее следовало испугаться, если бы милиции там не было и не велось наблюдение. Или вся московская милиция была втянута Сталиным, Берией и Молотовым в заговор? Можно удивляться и задавать еще множество вопросов, но главным все равно останется один: что такое ныне нам не известное было отмечено сексотами, если потребовалось буквально выскребать все государственные архивы. Об этом мы уже вряд ли когда узнаем. Понятно пока только то, что изъятия такие были сделаны уже после смерти Сталина.

Еще в годы Второй мировой войны в США появилось движение за создание «всемирного правительства». Поддержавший его А. Эйнштейн объявил, что учреждение такого правительства можно считать единственной возможностью спасти цивилизацию и человечество от самоистребления. По его мнению, решения этого правительства должны были иметь обязательную силу для всех государств — членов сообщества наций. ООН на роль «мирового правительства» не подходила, поскольку полномочия ее были ограниченными. А вот правительство США Эйнштейн полагал пригодным для такой миссии. Он призвал все народы и страны во имя сохранения мира на земле признать верховенство Соединенных Штатов и согласиться стать чем-то вроде штатов Техас или Юта, но находящихся за пределами государственных границ США. Идею «мирового правительства» поддержал президент Г. Трумэн. В ходе своей предвыборной кампании в Канзасе он провозгласил, что «народам будет так же легко жить в добром согласии во всемирной республике, как канзасцам в Соединенных Штатах». Тогда же в развитие этих идей американскими интеллектуалами было разработано учение об «общечеловеческих ценностях». Главным и идеальным носителем этих ценностей объявлялся американский народ.

В послевоенные годы авторитет Эйнштейна был необычайно велик в научном мире. Под его влиянием идеи «мирового правительства» и «общечеловеческих ценностей» стали популярными в образованных кругах многих стран, а у нас — в интеллигентской среде. В начале 1947 г. четверо выдающихся советских ученых — С. И. Вавилов [484], А. Ф. Иоффе [485], Н. Н. Семенов [486]и А. Н. Фрумкин [487] — опубликовали открытое письмо Эйнштейну, в котором выразили несогласие с его идеями. В ответном открытом письме великий физик обвинил СССР в «бегстве в изоляционизм». Более того, он заявил, что только мировое правительство может стать преградой на пути советского правительства к уничтожению человечества.

Уже вовсю раскручивалась «холодная война». В мировой прессе западные интеллектуалы обсуждали способы противостояния варварам из СССР. Особо отмечались сила и опасность советского (русского) патриотизма, «раздутого» победой во Второй мировой войне. Именно против советского патриотизма был направлен главный удар «холодной войны»: предлагалось подменить его «общечеловеческими ценностями», в число которых к тому времени уже вошли американский патриотизм и уважение к американскому образу жизни. Как видим, ничто не ново в этом мире — все повторилось в конце XX столетия, только Сталина во главе СССР уже не было.

Летом 1947 г., анализируя теорию «мирового правительства» и «общечеловеческих ценностей», Сталин определил их как космополитизм и принял решение о начале борьбы против сторонников этого учения — космополитов.

Кампанию эту возглавили М. А. Суслов и Д. Т. Шепилов [488]. 13 августа 1947 г. статьей Шепилова «Советский патриотизм» в газете «Правда» был дан сигнал к началу искоренения низкопоклонства перед Западом, свойственного тогда отдельным «интеллигентикам», которые с лакейским подобострастием взирают на всё заграничное только потому, что оно заграничное. Замысел кампании был верный, исполнение же оказалось бюрократически дубовым и отталкивающим, отчего в последующие годы события того времени с такой легкостью оказались осмеянными и оплеванными отечественными общечеловеками.

Почему кампанию против космополитизма и в защиту советского патриотизма ряд исследователей рассматривают как антисемитизм, остается только удивляться. Иное дело, что несанкционированные митинги возле хоральной синагоги в Москве спровоцировали власть считать митинговавших евреев космополитами. Но причем здесь антисемитизм?

Крымская осень 1948 г. была для Сталина временем подведения итогов и осмысления будущего без него. В декабре этого года вождю исполнялось семьдесят лет. Неожиданная смерть единственного надежного преемника — А. А. Жданова — поставила под вопрос сам факт дальнейшего существования СССР. Не зря уже в наши времена стала устойчивой байка, будто как раз после кончины Жданова вождь сказал своему окружению, что когда он умрет, империалисты обманут их, как котят.

Видимо, в свете подготавливавшейся вождем политической реформы предметом его раздумий стала и ошибочность ленинской национальной политики. Сталин был в этой проблеме все годы своего пребывания у руля государства. В трехмесячный же крымский отпуск помимо всего прочего он отправился для того, чтобы убедиться в верности решений по депортации народов, чья интеллигенция была заражена прометеизмом. Крымскотатарские исследователи утверждают, что в архивах личного секретаря вождя — А. Н. Поскребышева [489]найдены записи репрессированного первого секретаря крымского обкома партии Н. В. Соловьева, где рассказано о встрече Сталина с секретарем ялтинского горкома ВКП (б) Булаевым [490]вечером 20 сентября 1948 г. Якобы тогда вождь подтвердил верность решения депортировать крымских татар. И хотя в официальных документах того времени о такой встрече ничего не сказано, можно без сомнения принять как данность уверенность Сталина в справедливости депортаций.

Ошибочно увязывать политическое преследование еврейских националистов с юдофобией Сталина и его окружения. До Великой Отечественной войны в стране решался вопрос с националистами мусульманских народов СССР и с националистами отдаленных регионов Российской Федерации. После Великой Отечественной войны на передний план вышла проблема возбужденных фашистами националистов славянских и прибалтийских народов. Параллельно решался вопрос с грузинскими националистами. Но главную опасность развала страны в конце 1940-х гг. несли бурно активизировавшиеся националисты евреев и русских.