Лев Никулин - Тайна сейфа

Наконец, двадцать четвертое. Гостиница «Красный май». И через двадцать минут голос Бориса Пирамидова в трубке телефонного аппарата:

— Поздравляю. Все ясно. Еду к вам.

— Вы нашли Аминтайос?…

— Нет…

Скрежет опрокинутого стула. Грохот каблуков. Гулкий удар локтем в тонкую деревянную степу и падение тяжелых тел. Затем свистящее, сдавленное дыхание и возгласы:

— Горло… от…пустите горло… ккк…кретин!..

Корн только сейчас чувствует жгучую, сводящую мускул боль от удара локтем в стену. Он выпускает хрипящего, задыхающегося Пирамидова и встает, с трудом поддаваясь раскаянию и смущению.

Пирамидов кашляет, плюет в умывальник, поправляет галстук и воротник и в негодовании, высоко поднимая плечи, хлопает себя по бедрам.

— О, идиот!… О, кретин!.. Где хваленая выдержка и воспитание?… Ученый, египтолог, герр Штольц… Черт вас возьми! Стыдитесь…

Корн возражает чуть дрогнувшим голосом:

— Приношу извинения, но так нельзя…

— Не перебивайте, вы! Садитесь!

И пока Корн покорно валится в кресло рядом с умывальником, Борис Пирамидов, растирая двумя пальцами горло, говорит с укоризненной жалостью:

— Слепой кретин, полная тупица может искать разгадку там, где есть только мелкий факт, ничтожная случайность, звено в цепи случайностей. Неужели вы думаете, что, если мы изловим сумасшедшую девчонку, меняющую любовников, бегающую с медным обручем на лбу по Со-фиской набережной, неужели вы думаете, что это в какой-нибудь степени приблизит нас к разгадке?.. Неужели вы думаете, что серьезные люди хотя бы на минуту поверят на слово, что эта хорошенькая брюнетка имеет пять тысяч лет от роду и происходит по прямой линии от династии Сет-хов?…

Он простирает руки к потолку и потрясает ими над поникшей головой Корна…

— Нет, сударь мой, ученый египтолог, доктор археологии!… Никогда. Я, только я, энтузиаст, интуит-провидец и поэт, мог найти истинный путь к тайне! Только Борис Пирамидов, сопоставив ряд нелепых случайностей, мог почти гениальным анализом незаметных явлений прийти к исходной точке и поставить точку над тайной сейфа 2414.

Обратимся к фактам. Казимир Стржигоцкий или Фердинанд Париси, называйте его как угодно, говорит: «Первое звено — Москва, коптский язык, сумасшедший врач и незабываемое лицо женщины; последнее — металлический кружок, браслет Аминты…»

И дальше:

«Внутри кружка, на сгибе, слово, написанное русскими буквами, и цифры: «Касимов. 1921»». Как вы толковали слово «Касимов»? Вы — египтолог, доктор археологии…

— Касимов — город Рязанской губернии.

Сдержанный, язвительный смешок.

— Касимов — посол московского царя в Индию, 1675 год…

— Вы думаете?… Нет. Касимов — не город. Касимов не имя русского посла, Касимов — это К. А. Симов. Симов доктор медицины — психиатр — Москва (смотри «Врачебный календарь» за 1901 год). Пока на этом точка. Я не располагаю временем, чтобы повторить вам полностью доклад, который я сделаю на экстренном собрании содружества «Лотос и треугольник». Однако, чтобы успокоить вас, скажу кратко — тайна Аминтайос в этом портфеле, который вы заставили меня выронить в тот момент, когда в припадке сумасшествия сжимали мне горло. К делу…

Корн медленно поднимает голову:.

— Вы говорите, Симов?.. Касимов… К. А. Симов… Кто мог думать?…

— К делу! Разумеется, затратив время и некоторую долю моих способностей, я действовал не бескорыстно. Слава и деньги, на которые мы имеем равные права, даются нелегко, В таких случаях необходим трамплин, поддержка, некоторая обработка общественного мнения. Согласитесь с тем, что наш официальный доклад, выступление в ученых кругах, без соответствующей подготовки — немыслимы. Поэтому я с самого начала обратился к моим друзьям из «Лотоса и треугольника». Одни полагают, что это масонская ложа, другие, что это мистическое содружество или союз литературных вегетарианцев… Вам я скажу по возможности ясно. Это собрание еще сохранившихся индивидуумов, удрученных событиями последних лет, о которых они были поставлены в известность весьма ощутительным для них образом. Это немного спириты, немного мистики, немного теософы. Они собираются по пятницам в одной довольно обширной комнате за жидким чаем с лимоном. Государство игнорирует их, потому что они не опасны, они добросовестно платят все причитающиеся налоги и не пытаются фрондировать, испытав на себе неудобство строго изолированного образа жизни. Я обратил на них внимание, потому что эти романтические существа обожают легкий покров тайны и все то, что отдает сверхъестественностью. Хотя явление, открытое нами, имеет строго научную базу, все же оно представляет для них интерес с точки зрения первого опыта сношений с потусторонним миром. Словом, они нужны нам, как первая моральная и материальная поддержка. Прежде, чем мы отправимся в «Лотос и треугольник», я должен вас предупредить, что почти все сочлены этого содружества принадлежат к уважаемому, с нашей точки зрения, кругу общества. Там имеются три бывших профессора богословия, две духовных особы, возглавляющих новые веяния в церкви, бывший сенатор, несколько присяжных поверенных, раскаявшийся эсер из многодумных семинаристов, раввин, несколько дам из бывших помещиц и профессор математики, отрекшийся от точных наук. Все. Теперь, что сделали вы?

Слабый жест в сторону чемодана.

— Я привез письмо… предсмертное письмо Стржигоц-кого-Париси.

Пирамидов уверенными, точными движениями берет манускрипт и письмо. Письмо он перечитывает дважды, с удовлетворением. Прежде чем положить его вместе с манускриптом Стржигоцкого в свой портфель, он бросает взгляд на рукопись Стржигоцкого и вскрикивает, как уколотый иглой:

— Дневник Париси и письмо Стржигоцкого написаны разными почерками!

— Это не имеет значения! И это не имеет значения… Ну, пусть Казимир Стржигоцкий и Фердинанд Париси не одно и то же лицо. Разве это взрывает мою теорию? Моя теория, как составной рисунок, как мозаика. Один мелкий камешек — «смерть Казимира Стржигоцкого» выпал, но рисунок цел. Узор ясен.

Эту фразу произнес Борис Пирамидов в промежутке между первым и вторым этажами, на площадке лестницы деревянного флигеля.

— Председатель содружества — Адриан Хрящ, — писатель, игравший некоторую роль в эпоху первых декадентов, издатель журнала «Вымя музы», который вы, вероятно, помните, если интересовались новой российской словесностью в гимназические годы.

Выговорив эту фразу без передышки, он дважды нажал кнопку звонка.

На белой эмалированной вывеске — Агнесса Иулианов-на Хрящ — уроки музыки. Звонок зазвонил меланхолическим стеклянным звоном и дверь открыла маленькая, тихая старушка, сказавшая только слово «привет».