В. Ростовский - Патриотизм и военно-патриотические традиции России

Вместе с тем Фельбигер правильно подчеркивает важную роль патриотизма в исторических судьбах любого государства. Из всех гражданских добродетелей он выделяет именно патриотизм. «Между склонность- ми к добродетели и делами добраго гражданина, – пишет он, – щитается особливо любовь к Отечеству и действия оной» 85. Патриотизм отличается от других гражданских обязанностей своей способностью преодолевать внутренние кризисные явления и отвечать на внешние вызовы, от которых не застраховано ни одно государство. Истинными сынами Отечества, т.е. патриотами, являются те индивиды, которые «о благе его пекутся, при благосостоянии его чувствуют истинное удовольствие, в нещастиях и опасностях не пребывают равнодушны; но сколько можно благополучию и спасению Отечества споспешествуют» 86. Эти положения, хотя и не отличаются теоретической новизной, но каких-либо возражений не вызывают.

Однако логика и последовательность суждений относительно сущности и функций патриотизма постоянно изменяют Фельбигеру, как только он затрагивает проблему политической обусловленности этого явления. Ибо, с одной стороны, он выводит политический режим из объективных детерминант патриотизма. С другой стороны, утверждает, что именно политический режим и является главным объектом патриотизма. «Истинный сын Отечества, – подчеркивает он, – должен привязан быть и государству, образу правления, к начальству и законам» 87.

Непоследовательность и логическая противоречивость аргументации Фельбигера здесь обнаруживается наиболее явственно. Легитимация вышеуказанных объектов патриотизма возможна лишь при одном условии, о котором писал Аристотель. В современной политологической науке оно квалифицируется как «политическое участие», которое предполагает определенные политические условия и предпосылки, позволяющие гражданам реализовать свои права и свободы.

Но Фельбигер избирает другой путь. В главе «От чего происходит любовь к Отечеству» он проводит прямую параллель между отношениями государя и подданных и отношениями между родителями и детьми. «Всяк знает, – пишет он, – что родитель печется отвращать все опасности от детей своих, но и государь, как общий чадолюбивый отец, доставляет безопасность всему государству от внешних врагов. Родитель содержит между детьми порядок и согласие; государь же наблюдением правосудия, защищает каждого подданного, обидимаго неправедным образом от сограждан своих. Родитель доставляет детям разныя надобности и выгоды; государь также распространяет повсюду порядок, изобилие и выгоды, каждому состоянию приличествующия» 88.

И поскольку государь отождествляется с «чадолюбивым отцом», то закономерен вывод, который формулирует Фельбигер: «Когда же родитель для вышереченных детям оказываемых выгод, от детей своих особливо любим бывает; то поистине и государь заслуживает любовь от своих подданных тем паче, чем важнее являемыя им благодеяния» 89. Но, как известно, лояльность подданных монарху еще не означает, что политическая стабильность в государстве надежно обеспечена. Ибо вертикаль власти не исчерпывается монархом и его ближайшим окружением. Она существует и на других уровнях и поэтому всегда есть опасность возникновения политических конфликтов, не связанных с политикой верховной власти. Это вполне закономерно, поскольку у местной региональной элиты существуют свои особые, специфические интересы, способные вступить в непримиримое противоречие с нуждами населения.

Следует отдать должное Фельбигеру – он предвидит эту опасность. Поэтому он формулирует следующий вывод: «Каждый подданный должен оказывать почтение, любовь, послушание и верность не токмо державствующему, но и определенным и установленным от него меньшим властям» 90. Тем самым в объект патриотизма включается не только фигура государя, что вполне естественно для монархического государства, но и « начальство» всех уровней.

Логика аргументации Фельбигера, которая совершенно не принимала во внимание изначальную конфликтность отношений между властными и подвластными, становится более понятной, когда он представляет систему критериев патриотизма в статье 4-й «В чем надлежит являть любовь к Отечеству вообще». Все эти критерии замыкаются на политической функции патриотизма, а именно на взаимоотношениях истинного сына Отечества с существующей властью. Причем практический отход от этих требований оценивается им не в моральных, а в политико-юридических категориях, что подразумевает достаточно суровые санкции. Глава начинается с совершенно верной и справедливой посылки о том, что благополучие подданных государства «есть цель всякого правления» 91. Но не всегда власть добивается этого результата. Единственная причина, по мнению Фельбигера, состоит в том, что «…в не надлежащем порядке и почтении находится правление» 92.

Поэтому первый и наиболее важный критерий патриотизма Фельбигер усматривает в обязанности «…не делать ничего предосудительного в разсуждении правительства, и потому всякия возмутительныя поступки, как-то: роптание, худыя разсуждения, поносительныя и дерзския слова против государственного учреждения и правления, суть преступления против Отечества, и строгаго наказания достойны» 93. Допущение об инициирующей роли самой власти в развертывании политических конфликтов решительно отметается. Вся вина возлагается на подданных, на недостатки и упущения в реализации своего патриотического долга в отношении власти.

Чтобы избежать политических конфликтов, Фельбигер предлагает следующую аргументацию. Она начинается, казалось бы, с правильной и верной посылки о необходимости подданных подчиняться существующим законам. Это действительно является важнейшим условием стабильности и правопорядка в государстве. Но все дело в том, что необходимо повиноваться и тогда «когда законам инаковым быть бы долженствовало» и когда «повиновение кажется быть тяжко» 94. Почему же следует подчиняться этим несправедливым законам, а не изменить и ввести новые, более справедливые. Только потому, что эти законы «правительство почитает полезным для благосостояния государства» 95.

В аргументации австрийского педагога полностью отсутствуют признаки такого явления как законопослушание. Здесь речь идет о слепом повиновении любым официальным законам, пусть и входящих в непримиримое противоречие с интересами подданных. Последние не имеют возможности участия не только в законотворческой, но и в законосовещательной деятельности. По мнению Фельбигера, само положение подданных как подвластных исключает эту возможность. «Частные люди, – пишет он, – не могут в государстве всего видеть и довольно ведать о обстоятельствах онаго, дабы справедливо разсуждать могли, каким образом тот или другой закон споспешествует ко всеобщему или частному благу. Начальники могут и долженствуют все сие лучше и основательнее знать, почему упование на прозорливость и праводушие правителей есть третья должность сына Отечества» 96.